Удивительно, как человек порой любит нагнетать и без того стрессовую ситуацию. Соня пришла сегодня домой с работы очень уставшая и крайне молчаливая, что для жизнерадостной и эмоциональной Достоевской не нормально. Хотя, быть может, устала. Работёнка-то у неё нервная, проблемная. Но если бы всё было так просто...
День начался как обычно: пара допросов, разборки в документах, обед с холодным чаем, отдых... А потом, очередной допрос. Какой-то сложный был случай. Соню, как знатока душ человеческих, попросили пообщаться. Молодой парень, лет двадцати пяти сидел напротив неё, оглядываясь по сторонам. Напуганный, забитый.
- Что за чудо? - спросила Софья, глянув на дрожащее нечто. Турианец рассказал ей, что этот парень обвиняется в убийстве, но нужно было выяснить мотивы. Для протокола. Суд уже по другим параметрам разборки будет устраивать. Всё получилось не так, как было запланировано.
Парень свободно сознался во всех своих убийствах (в том числе, и в убийстве мальчика-подростка, и юной девчонки лет десяти). За такое ему грозила смертная казнь, и Достоевская бы сама лично подписала приговор душегубу. Но она не имела права. Не имела права, но не значит, что не могла.
- А чем вы хуже?! - выпалил убийца. - Вы тоже совершаете преступления, убиваете. А сами говорите, что во имя закона! Бред! - воскликнул он. Что касается коллеги Сони - он выяснил, что ему было нужно. Но совершил ошибку, оставив Софью наедине с убийцей. Тот сразу же бросился на Достоевскую, в попытках задушить её. На тонкой беззащитной шеи Сони появлялись пололунные синяки от ногтей душегуба. Софья извивалась и дёргалась, пыталась вдохнуть чтобы выжить. Лишь бы глоточек воздуха, самый маленький... Она с трудом смогла выхватить нож из кармана формы и воткнуть его в грудь убийце.
Хватка его ослабла. Достоевская резко столкнула мужчину с себя, жадно хватая воздух ртом. На хриплые вскрики вбежал турианец. Вызвал помощь. Убийцу увели.
- Вы преступники, вы все! Она меня убила, вы же это понимаете, да?! - кричал виновный. Достоевская же стояла на дрожащих ногах, бледная, как полотно. Тонкие пальцы её зажимали синяки на шее. Было больно.
- Ты как? - участливо спросил её коллега, но та лишь отмахнулась. Шатаясь, вышла из комнаты допроса. Её всё ещё было худо, голова кружилась, мутило. Но через полчаса это прошло, полегчало.
Ненадолго. В гости зашла старшая сестра, которая сразу приметила синяки и царапины на открытой шее. Наталья забеспокоилась, но Соня лишь отмахнулась: "Заживёт!" - смеялась она. Но Наташа была непоколебима. От нотаций об осторожности, Наталья перешла на конфликт, который закончился тем, что Софья совсем не жалеет ни себя ни семью. Это окончательно ввело Сонечку в плохое расположение духа.
И вот, с таким насыщенным днём за плечами она шла домой. Шея ныла от синяков, виски ломило от криков Наташи, внутренняя часть черепа болела от мыслей, которые закинул туда покойник (убийцу не успели спасти - сильно дёргался). Достоевская вернулась домой молча. Она молча готовила ужин, молча сервировала стол в гостиной, где она и Кольят чаще всего обедают. Но сервировала на одну персону. Есть совсем не хотелось.
Она ушла на кухню, из верхнего шкафчика вытащила бутылочку вина и бокал, плеснула терпкой жидкости и присела за стол. Осматривая какие-то документы, которые ей надо было обработать, она крупными глотками поглощала красное вино. Но она почти не видела букв, лишь вспоминала сегодняшний день. Тихо вздохнув, она отложила документы в сторону и, упершись лбом в холодную поверхность стола, попыталась привести разрозненные мысли в порядок.