1. Имя и фамилия персонажа:

Джек, Подопытная Ноль, Жаклин Нот, Психотик-биотик, Дженнифер | Jack, Jacqueline Nought, Subject Zero, The Psychotic Biotic, Jennifer

2. Внешность:
● рост/вес: 172 | 48
● отличия: пара незначительных моментов, как вроде высокого процента покрытия тела татуировками в противовес низкому волосяному на головёшке, болезненно яркого макияжа, пирсинга и чуток броского гардероба, а в остальном, конечно же, ничего удивительного.

3. Бой:
● класс персонажа: Подопытная Ноль;
● умения персонажа: ударная волна, притяжение, деформация, деформирующие патроны;
● биотический ранг: X¹;
● способности: круче только нифту кал насильственно взброшенный выше гор болевой порог, повышенная физическая устойчивость, навыки пилотирования², неприкрытая виртуозность в использовании многоуровневой исключительно обсценной лексики;   
● оружие: крупнокалиберка M-5 "Фаланга", дробовик М-22 "Потрошитель";
● инвентарь: омни-тул, оружие, средства для существования, мелочь всякая, варрен Эн-Э, незримый, но увесистый словарь матюгов и витиеватых конструкций, составленных из пяти наречий раннепротеанского и разложенных на долевиафановый алгоритм.

4. Личное дело:
● герой/отступник: 24 | 76
● дата рождения: 9.04.2161 | 25
● раса: человек;
● деятельность: инструктор в Академии Гриссома;
● биография: болезненна, рвана и несимпатична.
____Родилась девочка в колонии на Иден Прайм в 2161 году, родилась в уголочке цветущем и, знаете, утрированном таком. Первая полноценная человеческая утопия, с ней должно было пойти всё по гнилой борозде, это почти что естественно для любого достаточно обманчиво выглядящего блага. В шестьдесят пятом, когда проснувшиеся в маленькой Дженнифер биотические способности были замечены, девочку скромно и с расстановкой попросили поручить команде находчивых учёных, так, для нескольких тестов, только и всего. Тут, на месте, в мед.учреждении со светящимся и затасканным названием "Гелиос", не отходя от кассы, просто присмотреться, чтобы всем и, конечно же, ей самой, было безопасно. Тесты Джен, к несчастью, не провалила. И именно здесь, в тёплый день, в тёплой колонии не менее тёплого Иден Прайм было принято молниеносное решение отправлять найденного кандидата в научно-исследовательский комплекс Прагии. Справедливее сказать: "научно-экспериментальный". Матушка Дженнифер, дама сердобольная, раскололась от новости, что чадо её погибло в ходе осмотра, смялась, не решилась даже смотреть на то, что, по словам учёных, от девочки после выброса энергии осталось. Да всё это Альянс поганый, боится биотики, не финансирует совсем, бросает на произвол судьбы, колется так. Мягкая, согласилась она, конечно, ребёнка оставить, быть может, поможет уберечь других деток-биотиков.
____А другие детки-биотики от этого, напротив, все погибли.
____Ящики, один за другим, иногда друг на друге. "Телчин". Небольшой комплекс, спрятанный среди обезумевших после неудачного терраформинга растений. В одном тогда, на Иден Прайм, учёные не солгали: Дженнифер действительно погибла во время осмотра. Дженнифер исчезла ровно в тот момент, как было принято решение забирать ребёнка для дальнейшей работы. Исчезла, не стало Дженнифер, Дженнифер — это была девочка-колонистка с Прайма, простая четырёхлетняя девочка, такая не нужна никому. А ребёнок-биотик, скрывающий в себе удивительный потенциал — девочка уже вторая, другая. Эту и забрали.
____И так появилась подопытная, но ещё, конечно, не Ноль.
____Первые дни, недели, тягучая пелена из многочисленных опытов и побоев смазывались во что-то одно, не выделялись. Не выделялись крохотные комнатушки на два ребёнка, глухие, из стен и проёма, тёмные, тесные. Не выделялись дети, только темно. Темнее. Потом ярко и больно. Крики выделялись, иногда — глаза, то ли в твоих слезах, то ли в чужих. То, что было когда-то Дженнифер, рвалось на части, слишком быстро и плодотворно принимало любые катализаторы, почти что недооценивалось. Тогда оно убило его, ни единой частицы лица в памяти не осталось, он застёгивал крепления на руках, сжался, по стене размазался. Действительно почти что недооценивалось. Мягко так, молниеносно. Как уже Подопытная Ноль.
____Ноль. Выброс неконтролируемый, спровоцированный рефлексом на ожидание боли, дал девочке новое имя собственное. Ноль. Первое клеймо, которое выжжено было на самой сути её, глубоко-глубоко. Мгновенно исчезли тёмные комнатки, дети, этот узкий коридорчик, заменились на комнату неестественно просторную. Пустую. Со столиком даже, и большим-большим стеклом. Толстым, не поддающимся воздействию. И мир окончательно разделился на "здесь" и "там". Жизнь Ноль и жизнь детей больше не имели ничего общего, практически. Они все отключились от неё, отказались, даже деформированное детское сознание способно было разделить мир на мучителей и пострадавших, делило. А сейчас все они, все пострадавшие, тоже отвернулись от неё. День за днём, неделями, месяцами они проходили мимо её камеры и не реагировали, оглохли, ослепли, бросили её. Им было плевать на её крики, на выбитые о стекло суставы пальцев, на хрип, на стенания, они её бросили. Игнорировали. Став основным ядром всей научной базы, Ноль превратилась в точку критическую, в ценный ресурс, обусловивший изменения в практике тренировки способностей. То, что до Подопытной доходили лишь эмпирически проверенные и возымевшие уже благополучный результат методы, не меняло их и не лишало достаточно изуверской специфики применения. Единственное, что было контролируемо — её смерть, которой случиться никак не могло и не должно было. Спектр воздействий был расширен, много сил уделялось слому барьеров сознания ради высвобождения всё большей и большей биотической мощи. А сознание — оно хрупкое, оно сломается. Синий накрепко слился с болью, боль — с ненавистью, ненависть — со всеми этими людьми. Агрессия не была тихой, но ожидаемой, контролируемой извне, смешной для них практически. Ноль не знала, не могла отдавать себе отчёта в том, что чувствует и почему, боль и страх казались естественными, желание разорвать, впав в безумие — бесконтрольным, бессознательным. А ломали всё больше и больше, увлеклись. Выкручивали, выбивали, выламывали, вытаптывали, выжигали, выедали. Свежевали каждую фалангу наживо, только в сознании, забирались в него — холодные — поджигали, хватали длинными металлическими пальцами, цепляли, ловили, разделяли и всё скручивали-перекручивали-выворачивали. Плыло всё, растекалось, не было фокусировки, а дети всё игнорировали, не смотрели в её окно, не смотрели на неё, выкрученную, далеко-далеко шли. Каждый раз. А потом арена, а потом уже смотрели — с ненавистью, в их маленьких глазах она пылала, быть может, почти что как и в глазах Ноль, но она не была направлена на мучителей, не спотыкалась об остроконечные значки, о серую форму, их ненависть была только на неё одну направлена, прямо, откровенно, плескалась. Бросала их на девочку, бросала их всех без исключения, поджигала синим пламенем, ослепляла их самих, не могли они, не были в состоянии, бросались обезумевшими, горели проигранным, но не сдавались, падали, сжимались, но в потухающих глазах никогда Ноль не видела исчезающей ненависти, она не исчезала. Но Ноль не смотрела. На арене они все плыли, безосновательные, бросившие её, переметнувшиеся на сторону обидчиков, сами провоцировали, не сами, дарили благодать всякий раз. Наркотическая синтетическая стимуляция, то связующее между убийством и иллюзией искупления. Освобождения от боли, постижения, хоть и кратковременного, но тёплого чего-то, мягкого, опьяняющего.
____Ненавидели ли все эти дети Ноль настолько, насколько ей казалось? Быть может, и нет. Быть может, они не бросались на неё, когда Подопытная неслась через коридор, обуянная безумием, во время бунта, перевернувшего "Телчин". Быть может, они бежали не на неё, а к ней, может, их ненависть была слабее инстинкта самосохранения, и они хотели рядом оказаться, чтобы выжить. Не важно это уже было. Так исчезала Ноль.
____Угнанный челнок дрейфовал, а девочка не знала ничего. Абсолютно. Опустошённая после приступа биотического безумия, она едва могла воспринимать картинку перед глазами в должной реальности степени. Угнанный челнок не долго дрейфовал. Был подобран, но совсем не благожелателями. Так ошибалась Ноль. Выброшенная своим бессознательным из огня да полымя, Ноль стирает Ноль, истасканная, выброшенная в рабство, девочка не собирает картинку реальности, но реагирует на неё. Ноль стирается, кровь на руках — нет. Бурлящая в груди ненависть — тоже, а эйфория награды за убийство — да. Её больше нет, её так не хватает. Так не хватает.
____Так появляется Джек.
____Джек, которая собирает прошлое, наделяет личностями и уничтожает в своей бесконечной и, к несчастью, бесперспективной погоне за внутренним очищением. Доверие никогда не формировалось в ней, но никто не в состоянии его расценивать, хотя бы раз не утратив. Человек не может быть недоверчивым, он будет лишённым доверия к другим. И Джек была одним из них. Раз за разом, ошибка за ошибкой, она обманывалась, через собственное изломанное сознание она во многом была наивна, слишком многого не знала и не понимала. Она оступалась, платила сполна, но ничто не окупалось сторицей. Она вновь бросалась, искала, но лишь теряла. Пытаясь видеть торговцев, она не замечала в первые секунды песок и рабов, пытаясь видеть напарников — не видела предателей, ей было легко манипулировать, использовать, обманывать, затаскивать в постель, подставлять, но никогда не выживать. Не "пере"живать. Многие годы жизни Джек помнит лишь пунктирно, но будет справедливее отметить, что, скорее, она лишь только хочет так помнить. Но было действительно много бессознательного, импульсивного, опьянённого, погружённого в наркотический ли биотический угар, потерянное и перерисованное. Вся жизнь Джек проходила в этой цветовой гамме, отвратительная и одурманенная. Выделять те или иные грани общего хаоса можно, но не слишком интересно. В попытках перечеркнуть себя прошлую, в слепых метаниях за иллюзиями ощущения той самой эйфории, которую вгоняли в её сознание после боёв в "Телчине", в конвульсиях и бессознательном рвении очистить память, выпотрошить, высушить, избавиться от кошмаров, от грязи внутри, от зловония вечного, Джек только лишь погружалась в грязь и зловоние ещё более глубокое. Убийство не было всё-таки ради убийства, лишь ради надежды вычеркнуть через всплески что-то из самой себя, частично к этому тянуло, обманывало, частично было плевать. Работорговцы, воры, наёмники, банды, фанатики — всё сливалось и, по сути, в итоге ничем не отличалось друг от друга. Редкие приближались, сближались, щерились, готовили ножички, что в спину, гибли, как и все прочие, только осадок больший оставляли. Тяжёлый. Опустошалось всё на тик-так, тик-так. А тех, кто не предал, Джек захочет вспоминать в последнюю очередь. О тех, кто погиб не от её руки, а ради. О тех, кто даже пытался вселить что-то человеческое в её оболочку.
____А Подопытная Ноль всё никак не исчезнет окончательно.
____Отличались ли надежды, возложенные на месть через Ангерсола, ото всех прочих? Вряд ли. Джек отыскивает учёного в одном из научных центров "Цербера", специализирующихся на изучении биотических способностей, но это не становится ни свершением, ни освобождением. Вновь не становится. Тогда Джек, столкнувшейся с учениками комплекса, было чрезвычайно сложно понять, что система работы на базе устроена совсем по-другому, и понимание, чем являлся "Телчин" даже среди других церберовских аналогов, приходит нескоро. Неудача импульсивная, сила набухшая и едва не уничтожившая весь комплекс, обрывается прикладом о голову и темнотой. Глупо, как всегда, так. И Джек снова исчезает.
____Так появляется 24601.
____Жизнь на "Чистилище" обрушивается градом ассоциаций с первыми годами дыхания вне стен камеры на Прагии. Закручивается в гонение, издевательства, насилие, ненависть и месть. Смерть-смерть-смерть. А потом — просто ничего. Погружённая в криостаз, 24601 ждёт своего часа, чтобы быть проданной "Церберу" по сходной цене. Почти дожидается. Снова глупо, но жадность того, кому принадлежал этот торговый майданчик, зазря увешанный псевдо-миротворческим дерьмом, провоцирует первый толчок в череде событий, которые уже невозможно контролировать. Первый вдох после выхода пятном бордово-синего падает на глаза, застилает. 24601 исчезает, а Джек, толкаемая бессознательностью, несётся сквозь ИМИРов по костям собственного дежа вю, хрустит, видит перед глазами, вместо широких блочных проходов, тот тёмный узенький коридорчик. Сквозь тюремщиков и заключённых, сквозь всё незначительное, чтобы повториться вновь, чтобы столкнуться с челноком, начать новый цикл. Как замирает, мерзко так, присматривается, слово пересмотреть желая, глухо бьётся лбом о стекло, а за ним — "Цербер". Достали.
____Так рядом с ней появляется бойкая тёлка, предлагающая инструкцию к мести взамен на содействие чёрти в чём. Тёлка, которая станет одним из самых важных людей в жизни Джек.

Мне чертовски не хочется просто переписывать игровые события, ибо это скучно, бе-бе-бе и всё такое. Так что, с вашего позволения, я внезапно упаду на дебила и просто пунктирно, так, для сохранения целостности хронологии, только попрыгаю по событиям, которые мы все и так хорошо помним. А для вечерочков памяти нашей — отыграем, облизательно отыграем. Мне кажется, затрагивать эти события анкетно именно так — единственный наиболее здоровый вариант.

____Возвращение на Прагию. Это не просто мелочные фигурки, не Ангерсол, не прочая хрень, это — цельный кусок прошлого, такой крепкий и омерзительный. Принесло освобождение? Вряд ли, может, лишь иллюзорное такое, слабенькое, полупрозрачное. Приятно было закрывать глаза в полутьме под инженерным отсеком "Нормандии" и знать, что того поганого места больше нет на карте звёздного неба. Если это можно назвать успешной местью, то пускай будет так, но настоящая ценность действия была неоднозначной, сомнительной и отдавала в несколько граней.

____Мёртвая петля в мёртвом космосе. База Коллекционеров. Грёбаное спасение человечества. Поганые шеппардовские штучки — чувство справедливости и комплекс героя — это заразное дерьмо, въевшееся в голову. Что Джек не могла бы представить даже под горящей дозой, так это себя в качестве учителя, тренера и наставника. Скажи — ржать минут двадцать от пуза. А вот, посмотрите, чёртова Академия Гриссома, и даже общий язык с этими сопляками легко нашёлся. Талантливые сопляки, главное — им не знать пока, крепкие. Свои.

____А потом началось Вторжение.

5. Психологический портрет:
● Тип темперамента: посмешанный;
● Характер: скверный. Не женат. (ц) ОС
____Джек, к сожалению, не в состоянии похвастаться целостностью личности, как бы к подобному внутреннему симбиозу она — чаще, конечно, бессознательно — ни стремилась. Не смотря на некоторые успехи в социализации и приобретение тех навыков взаимодействия, которых она была лишена практически напрочь, внутренней стабильности это создать не смогло. Внутренние провалы, которые Джек большую часть мутно-сознательной жизни видела душевными ранами, гниющими и открытыми, но способными залечиться через отречение, через пере-переживание, оказались, к несчастью, ни чем иным, как частичками её уже сформировавшейся личности. Импульсивная, израненная, разочарованная, она не столько ненавидела окружающий мир, сколько себя в нём, себя и только себя, раз за разом перенося эту ненависть на сторонние объекты, отрывая кусочек собственной желчи и наделяя тот или иной объект его характеристиками, которые могли бы позволить себе влиять на ненавистное. Создавать искусственно взаимоотношения, эту связь "ты" — "не ты", "ты" — "объект", подсознательно отдаляясь, искажая причинно-следственные связи и накручивая на кулак всё больше и больше самообмана. Каждый раз что-то внутри девушки верило, что именно это убийство, именно эта маленькая, как хотелось верить, месть облегчит, снимет невероятно тяжёлое что-то с плеч, позволит дышать глубже. Каждый раз она убеждала себя, практически знала, что так и произойдёт, каждый раз ненависть бурлила под приправой из ожидания, предвкушения, каждый раз она визуализировала все свои страхи, все воспоминания, которые могла собрать, давала им имена, если таковые в памяти не удавалось отыскать, воссоздавала лица, оживляла их, делала максимально реальными. Ведь только такое можно ненавидеть. И всякий раз искупления не происходило. Всякий раз она закрывала глаза на час, три, пять, она выключалась, опустошённая, в тёмном клаптике холода товарного отсека, в любом месте, которое она не запоминает, не знает и больше никогда не увидит, и ничего не падало с плеч, ничто эти плечи не помогало расправить. Не становилось легче, ничего не заполнялось. Всякий раз веки были тяжёлыми, они словно отблёскивали, обрушивали громоздкую давящую темноту, справленную одним, но очень отчётливым ощущением: ощущением самообмана. В моменты, лишённые течения времени, в моменты искажённых снов, Джек видела те лица, которые так старательно воскрешала раз за разом, видела их другими, может, даже такими, какими те были на самом деле. Были ли? И получалось всё просто: были фигуры обезличенные, жестокие, вражеские, и была она, упоённая ненавистью, наркотиками, одурманенная, ведомая. Точно такая же, как когда-то. Что решения свои — не свои, что попытки вырваться из цепких лап прошлого только лишь способствуют самовольному в это прошлое погружению. Что движения свои — не свои, что решения — чужие, что то, свободной волей нарекаемое, есть лишь болезненное стремление вернуться к тем чувствам, которые в ней выпестовали. Вырастили, вымучили, вырезали, выбили, вытравили, высекли, ввели внутривенно, вживили под кожу, распахнули клетку грудную, в тельца кровяные, через зиро, в окончание каждое нервное, в глаза — и на ту сторону, тонкими-тонкими надрезами на их слизистой поверхности, а потом — глубоко-глубоко. Дерьмовый, прямо говоря, получается характер. Наверное, именно скверный. Вывернутый. Ожесточённой остаётся, колючей, по сей день от брони своей иллюзорной не откажется, не в состоянии, внутри, слишком глубоко всё, давно переставшее быть чуждым. Искалеченные, множество частичек личности, что не была способна формироваться единым целым, развивались каждая в отдельности, в оторванности, и найти чужие-свои не удастся более, мимикрировала каждая клеточка чуждая, перестала чуждой быть. Не склеившееся получилось, но и неделимое.
____Справедливо добавить, что к настоящим дням некоторые изменения характер Джек претерпел, впрочем, обязанный, в первую очередь, именно "Нормандии" в целом и Шеппард в частности. Шеппард, как человеку, добропорядочно доебавшемуся до неё настолько, что даже у неё самой сил сопротивляться, видимо, не осталось. Сделать из машины-убийцы, ведомой лишь безумием и ненавистью, сделать воспитателя детсада — это ну охренительно сильно. Конечно, Джек ни машиной не была, ни воспитателем не сделалась, но добрую часть шеппоплана по социализации психически нестабильных элементов своей команды есть все основания считать успешной. Что-то добавилось, сдержанность некоторая, почти что самоотверженность, жертвенность обоснованная, больше эмоций подконтрольными всё же сделались, больше осознанности, даже чёртово чувство справедливости какое-то появилось, но эта штука вообще заразна, в облака сии ты сразу после деконтаминации попадаешь, если на борту Шеп больше пяти секунд находилась. Надышалась и передышала, вестимо. Может, чувство того, что с ней считались, что её вообще воспринимали, дало ей сил на то, чтобы перебороть низменность, выше которой она не давала себе права даже заглядываться. Те трещины, тот раскол, что был внутри, — он не подевался никуда, просто куда меньше стал риск, что из-за внутренних ловушек будет случайно снесена к херам половина Гриссома. Подтаял характер, дополнился и насытился, что ли, целью какой-то нового порядка. Но люди не меняются, никогда не меняются полностью. Стихи не прошли, Жаклин не сделала из Джек другого человека, и та пустота зияющая, та неполноценность, тот зуд болезненный, веки тяжёлые — всё сидит, где и сидело, ожидающее заполнения и излечения.
____Или, всё же, только лишь заполнения.

6. Пробный пост:
____Когда спину морозила стенка челнока, Джек могла только опереться о локти и смотреть так, чтобы не пересечься ни с кем взглядами. В голове укладывалась одна штука, истина простая, но какая-то слишком вся из себя желанная: летит туда. Знает, где это место, чёртова дыра, не просто отпечатавшаяся в сознании, но в нём и оставшаяся, почти что им ставшая, апогей, как хотелось верить, всего отрицательного, зловонного и поганого, что было в Джек от Ноль. Апогей ли? Когда жаждешь чего-то слишком долго, но не получаешь даже доли для утоления, ты вроде как переключаешься на восприятие более стороннее, абстрагируешься, малюешь сам, раскрашиваешь случайную рожу приятно так от руки и — он уже. Она? Они? Настолько явственно видишь всё, стоит лишь сознанию свет в башке вырубить, так сразу там коридорчики, рожи эти блядские, большие, маленькие, ненавистью перекошенные — кривятся они, морщатся, ждут от тебя чего-то. Все от тебя чего-то ждут, чего-то хотят. Всегда получают. Получали. В прошедшем ли? Почти романтичная история совершенно слепой мести, взращенная на обдолбанных воспоминаниях сознания маленькой свёрнутой на всю башку девочки — это, знаете ли, такое себе обоснование, но ведь если твоё, единственное, вроде как настоящее, основополагающее, живое по сей день такое, то что тогда? Типа значит ещё что-то? Мятые и нечёткие картинки воспоминаний складывали натюрморт весьма и весьма утрированный, забавный такой, искажённый, разве что неживой. Джек годами цеплялась за эти дрожащие картинки, передёрнутые, и вряд ли сама смогла бы ответить, что там изображено. Отпечатки детских воспоминаний, штампы какие-то старые, невнятные. Одно только явственно чувствовалось — ненависть и вменяемая этому за всё дерьмо в своей жизни вина. А чертовски круто, когда тебе есть, кого винить. Немало, к слову, лет на этом только-то и держались. И ты привыкаешь, ну, вроде как. Привыкаешь к тому, что цель отодвигается куда-то далеко-далеко, путь к ней самоцелью становится, и ты идёшь, убеждаешь себя, как стремишься, но к ритму этому поганому привыкаешь, где-то на задворках сознания даже, наверное, и принимаешь, что цель — это не цель вовсе, всплески прошлого, только в головёшке собственной-то и оставшиеся. И почти что адаптируешься к такому порядку, только остановиться не можешь, дышишь и ищешь, вдруг, легче станет. И всё почти что нормально. Дерьмово только.
____А теперь она летела к месту, которое отпечаталось в памяти, почти как в раскраску вступала, только та чёрной была такой, вонючей, консервами собачьими вымазана, блевотой, пожалуй, человеческой, да испражнениями уже хрен ты пойми чьими. В общем, не так что-то с этой раскраской было, не то детям следует в детстве впаривать. И ведь действительно отыскалось. Ещё немного и... и что? Джек щетинилась. Это тот момент, ну, прелюдия момента, которого она ждала все эти годы, жаждала, представляла, раз за разом рисовала в своём сознании, десятки вариаций вымалёвывала, отыгрывала в голове, да только все они сводились к одному. Просто ведь. К уничтожению. Мол, если этот здоровенный кусмарь прошлого выжечь, выпилить, вычленить — станет легче? Она не представляла раньше, что с этим местом вообще происходило все прошедшие годы, только лишь видела его аккурат таким же, каким его те кадры в голове запечатлели: тёмное место, узкое, мелкое, с простором обманчивым, стены сжимали, лица бросали, предавали. Казалось, даже верить почти хотелось, что это способно стать типа точкой финальной, что вычистит ботинки, голову, выбьет всю ту погань, что в ней некогда оно оставило, поселило. Чёрт знает, было ли сейчас то предвкушение, которое предшествовало любому малому да невеликому актику мести, ему следовало бы быть, именно здесь, где, как не здесь, но было непонятно. "Непонятно" — это самое подходящее слово. И не спалиться бы.
____"Телчин". Это он так выглядел снаружи? Дерьмовенько. Между размазанными ненавистью и её собственной биотикой детьми с охранниками и побегом на челноке не было ничего. Совсем.
____— Ну чо стоим-то, мы сюда не дождь жрать припёрлись, — передёрнув плечами, Джек первой сунулась в направлении входа. То, во что сейчас превратился комплекс, могло лишь с какой-то нездоровой иронией аккомпанировать паршивой, как дырявые трусы на жопе ворчи, погоде. Серо, сыро и так... как? Никак? Непонятно, снова это паршивенькое такое "непонятно". Расхренячившая базу зелень, что превратила весь пейзаж в какой-то антиутопический ролик о "жизни после", выглядела дёшево, неуместно и вообще всячески бесила. Джек не могла ответить ничего вразумительного на вопрос, чего ждала от этой просроченной встречи, но наделяла это место чертами, пускай отвратительными, только сильными. Знаковыми. Важными. А сейчас перед её глазами был какой-то неудачный памятник, труп завалявшийся, процветающий в самом прямом смысле, никчемный такой, всякой силы лишённый. Комнатка с ящиками выглядела так, словно всё застыло где-то в момент, когда Джек впечатывала что-то, размазывала, кричала и бежала, отрывалась ото всего этого, а всё без неё существовать перестало. Как то ещё мерзкое ощущение, что каждая месть, не приносящая успокоения, лишь только вскармливала и дальше ту чужую тварь, которую здесь растили. И теперь — всё здесь слабое было, изувеченное, почти как она сама, только застывшее. Заброшенное. Словно не они её жизненную силу вытрахивали, а она их жизнью и была. Всем этим. Всем этим она сама и была.
____Сжимая кулаки, Джек впечатала ботинок в один из ящиков. Глухо так, пуф. Ничего не произошло, даже звуков тут толком-то и не было. Захотелось выматериться на всё, да так, чтобы ни одна стеночка не устояла, да только не на что было. Ещё раз пнуть в сердцах, отвлечься да подрассказывать о том, как привозили сюда. Как тут проходили, как тут оставались. Боролись. Умирали.

____То, что должно было стать последней вехой очищения, превращалось в какую-то конченную дешёвую экскурсию. Нихрена эти стены не вселяли силы, разрушенный зал, всё ещё хранивший пятна от, считай, квинтэссенции всей черни, не казался чем-то, что ты можешь победить. Найти и победить. Типа, вмазать, начистить, размазать, раздавить, отмудохать, впечатать, отполировать, дать челюсти. Взаимодействовать, другими словами. Вести диалог, читать эпитафию. Столько лет эти места стояли чернеющими зловонными атлантами, грозящими обрушить мрачные небеса свои на неё, казались воспоминаниями практически исполинскими, блестящими, могущественными. Она жаждала победы над ними, поединка, пускай даже смертельного. Сейчас, переступая через жирные корни на пути к комнате, разъевшей её сознание, Джек видела только руины. Поганые руины. Это бесило настолько, что хотелось вгрызться в глотку любому, кто появится сейчас из-за угла, любой твари, которая способна дать этому треклятому месту сейчас хоть немного сил для долгожданного поединка. Выпилив последнего, предположительно, из засевшей тут банды дермоедов, этого "случайного заугольного" встретить хотелось практически маниакально. Сдался-сдался-сдался. Он сдался, всё сдалось, ничего не осталось. Её снова обманули. Прокинули, наебали, всё, что годами грелось, что копило в себе штуку, вроде надежды, было зря. Было ложью, обманом, старым кадром, зацикленным. А она повелась, снова повелась, сука тупорылая. Сколько лет тут уже так? Как посмела сволочь эта её не дождаться? Как только?
____Инфа с логов дрянная такая. Сразу пацаны вспомнились, что под Ангерсолом были, говорили, что даже живётся им хорошо. Сироты, мол. Да, блять, ладно? Только здесь? Не "Цербер", но это чёртово место? Только оно одно? Только для неё? Она? Только? И именно оно сбежало, капитулировало, оставило свою последнюю насмешку, эти руины паршивые.
____— "Выкуси, Ноль", — говорили они, — "мы и тут тебя уделали".
____— Мрази.

____Он обнаружился внезапно. Тихий, пищащий, но нёс ерунду какую-то обкуренную. Этот, с его-то ссохшимися яичками — и притащить сюда наёмников? С кроганами? Да не поверить. Эта хилая рожа не имела ни малейшего отношения к тому, что могло бы поспособствовать внутренним премерзким терзаниям. Не могла подсобить и в том, чтобы выплеснуться. Тупость какая, узнал он. Выжил, значит, тогда кто-то. Маленькие, злобные, полные ненависти глазки — где же они? Нет их у него. А у неё — вот, смотри, заглядывай. Ареш. Ареш Агдаблаблабла. Мялся, ёбнулся вкрай, плёл канат из дерьма и какашки о том, что свет в глаза дали, что оживить местечко нужно, что для того они и росли, для того и выжили. Не все погибли тогда.
____Маленький, скукоженный такой, этот человечек не походил на кровожадный образ, которому хотелось исполосовать лицо. Джек тогда даже в физиономию его не всматривалась, слабое такое, постпродукт неудачный. Нет, не прошлое он. Шеп, стерва, почему она всегда, практически всегда, поступала так здорово? Чёрт, ей бы только не услышать этого. Как из издёвки "понимала", издёвки ли? Попёрлась сюда ведь, да? Но сейчас Джек вроде как не думала о таком вовсе, всегда лишь ставила перед фактом, словно это она — один большой и сраный ультиматум миру, а не слова её. А выстрел коротким был, вот, вот это, щёлкнуло, а в руке что? Да холод тот же от "Фаланги", толчок, а внутрь — ничего. 

____— Ну, забросим эту сраную бомбу уже и свалим, — глаза закатились, но мерзкое бесилово внутри только крепло. Зеркало. Это было зеркало. Чёртово поганое зеркало. Твари. Зубы в зубы впечатать, костяшками побелеть, а вокруг — труп разлагающийся и не больше. Даже единственную жертву для мести у неё отняли. Мрази поганые. А воспоминания лезли такие, знаете, ковыряльческие, да ещё и вслух. Странно, что сейчас комната даже казалась больше, хотя не могла вмещать давно уже в себя целый мир. А что чувствовать, уничтожая? Кажется, даже пересмотреть всё это всё-таки хотелось, чтобы хоть убедиться, что ли, что это действительно то место, а не копия какая дешёвая, не очередное дурилово. Лучи, влезающие через провалы потолка, щекотали, говорили, что нет-нет. Обман.
____А кисти скручены друг с другом были, нервно, неприятно так, когда можно было увидеть пятно растекающегося взрыва. Дебилизм какой-то, а смотреть-то не хотелось. Не принесло насыщения, наполнения, ничерта не принесло. Или принесло? Может, что-то. Немножечко. Как живое подтверждение, что этого места больше нет. Тупое такое, но подтверждение. Нет, что-то всё же упало с плеч и даже не на ногу, но... Нет, нахер "но". Этого места больше нет. Больше нет. Совсем нет. Абсолютно. Подобное помогало нагнать мало-мальское ощущение результата, когда Джек нырнула в пустоту полутёмного отсека, забитого под свято своё место на "Нормандии". Глаза, кажется, с каким-то странным спокойствием закрылись, только трудно ответить было, насколько это спокойствие из пальца не высосано. На взрыв Джек лишь мельком посмотрела, дура, мол, нечего мне смотреть на это дерьмо, погнали. Непроницаемую такую морду лица хранила, небось, Шеп ещё загонит какую остроумную колючку ей в задницу потом за эту рожу, да и стоит, пожалуй. Поделом. Только мельком, сфотографировать, даже не пытаясь анализировать происходящее, просто подавляя неудачное сочетание бурлящего негодования, недовольства от блюда основного, с тем, что сам факт насыщения жрачкой оно принести в состоянии. Мол, не ринкол, а ссаки кроганские, но вырубило всяко на "ура". Мельком, ага. И сейчас, под закрытыми веками, Джек поднимала, вырисовывала этот взрыв, он вспыхивал, потом начинал таять быстро-быстро, не успев раздуться, надышаться, она его дорисовывала, поддерживала, дула, почти как на огонёк паршивый, что-то да получалось. Минута за минутой, а он стоял в темноте, менял оттенки, вычленялся из общей картинки, становился, кажется, живее, чем был на самом деле. Он должен был сейчас поглощать этот мусор, эту дрянь всю, должен был обухом, водой, снегом, чем угодно, но аккурат по голове и — чтобы убитый утром, но проблевавшийся.

____Как первый раз за всю свою жизнь по-настоящему проблевавшийся.

____Мутило от конфликта, бесила неполноценность, какая-то всей этой авантюры искусственность. Но сейчас важно только одно — эта чёртова шляпка взрыва, в которую не обязательно было всматриваться, чтобы запомнить навсегда. Или забыть. Сейчас важна была только она. Пьяная, неоправданная. Снова обманчивая, но только потом, когда-нибудь потом, а не сейчас. Сейчас она была живее всего живого. Она была. И этого было достаточно, чтобы сплюнуть целый рот слизи, которая копилась между зубов.

7. Данные игрока:
● читали ли вы правила? да, и лицензионное соглашение;
● ваши планы на игру: чертовски хочу всего, вот этого немного, и, разумеется, боли и страданий. события перекопать, перешить, пережить, что там? мир спасти, это же заразно. выжить неплохо, а то давно живу, привык уже. заразили ценностью, не хочется сдаваться теперь. как честный, але непидкупный биотик, хочу дарк ченнэл вытренировать, ибо интересно проощущать его в процессе. хочу купол на базе коллекторов держать, чтобы было сложно до слизи в ботинках, а потом можно было честно курсантов шпынять, как заноют; протеанина живого хочу, это же, так его да эдак да через ретранслятор, живая легенда. столько вывернутых наизнанку сородичей его видели, развеять бы энтомологические ассоциации.
● связь: скуп и жаден galeandr, элэсочка;
● ознакомление с каноном: с мира по Шнитке да через трилогию, дополнения, книги и комиксы.

ХРОНИКИ

Отредактировано Jack (22 февраля, 2017г. 17:34)