заявка от Park Hyung Sik

Yoo Jung Yeon Ю Чонен - Профессия в реальности TWICE

• ХАРАКТЕР/БИОГРАФИЯ/ВЗАИМООТНОШЕНИЯ •

из био

Хеншик родился в Сеуле. Он старший брат в семье и любимец родителей. Все-таки, единственный сын, наследник и т.п. Это объясняется тем, что, как считалось, ныне почтенные мистер и миссис Пак были бесплодны, и появление Хеншика стало для них настоящим чудом. Вы можете себе представить их счастье? Ведь они готовы были тогда на усыновление какого-нибудь бедного вьетнамского мальчика. А потом родителей на радостях унесло – семь девочек и все друг за другом. И внезапно Хеншик должен был нести ответственность как старший брат за каждую из них. По началу, он очень конфликтовал в детстве с некоторыми из сестер, но повзрослев, они все очень сблизились. Тем не менее, детские конфликты периодически дают о себе знать. Потому что его как самого старшего всегда ставили в пример другим и само собой дорожили им, как единственным подрастающим мужчиной посреди всего этого женского монастыря.
С одной из младших сестер отношения складывались самые неровные, самые проблемные и тем не менее ставшие самими близкими. Уже детьми они активно соперничали друг с другом по всем возможным и невозможным поводам; так, на каждый праздник у них в семье устраивался футбольный матч на кубок Пака – пока во время очередной игры сестренка не сломала Хеншику нос. И было даже такое, что в определенный период эта самая сестра являлась Хеншику в ночных кошмарах – мальчик боялся, что его далеко не худенькая сестра съест его. К счастью, сейчас она сбросила вес и уже не так пугает своего брата.

— Я была непобедима!
— Ты весила 200 фунтов!

Чонен та самая одна из семи родных младших сестер Хеншика. В детстве она была очень полной, из-за чего сильно комплексовала и до сих пор обижается на замечания по поводу своего веса или внешнего вида, стараясь поддерживать его в норме. Ежедневные пробежки, занятия спортом, правильное питание - все это началось когда-то ради того, чтобы завоевать сердце понравившегося мальчика, который посмеивался над ее телосложением. Но, не смотря на то, что Чонен всю жизнь ведет борьбу с лишним весом, она любит вкусно поесть, мечтает стать поваром и вполне способна убить за шоколадку.
У Хеншика имеется на нее компромат в виде домашнего видео, на котором запечатлена Чонен в самый расцвет своей полноты. И эта самая видеозапись служит частой причиной для ссор и клятв со стороны Чонен убить Хеншика. Отношения между ними колеблются между безграничной любовью и конфликтами из-за пустяков, переходящих в серьезные перепалки. Они очень близки между собой и уровень доверия у них друг к другу высок, поэтому каждый готов убить другого за любой случайно или намеренно выданный страшный секрет, а таких секретов очень много. Например, один из них: Чонен и Хеншик когда-то поцеловали друг друга в темной комнате, но не знали об этом некоторое время, будучи уверенными в том, что их первые поцелуи украли тайные поклонники. А когда правда неожиданно открылась, обоих ждало поистине ужасное разочарование, смешанное с отвращением и эту постыдную правду никто и никогда не должен узнать.
Чонен очень организованна, ответственна и надежна. Из-за детских комплексов у нее имеются некоторые предрассудки и странности, любовь к азартным играм и желание во всем всегда быть первой. Ее самая надоедливая фраза, способная свести с ума любого, кто достаточно хорошо дружит с ней - "я знаю!". Из-за того, что Хеншика родители любят в семье больше всех, Чонен чувствовала себя обязанной во всем превзойти братца, но к ее счастью тот родился тем еще дебилом, поэтому переплюнуть его не так уж сложно. И все равно получается так, что мама из лучших побуждений постоянно придирается к дочери по разным мелочам, а сын всегда умница, золотце и всем необходимо на него ровняться. Они все еще соревнуются между собой как в детстве, и кажется, что борьба между ними за лучшего ребенка в семье никогда не закончится.
Так же как и Хеншик, Чонен бывает придирчива и неизвестно еще кто из обоих бывает в этом плане хуже. Помешана на порядке и частенько не понимает шуток, принимая их слишком близко к сердцу. Как и любая другая девушка любит мелодрамы и всякие женские штучки, вот только некоторые совсем не воспринимают ее женственность, которую она всячески старается демонстрировать. Интересуется психологией.

• ТРЕБОВАНИЯ/ОБЕЩАНИЯ •

Честно, я убился искать подходящих девочек с фамилией Пак, поэтому прописал в заявке Чонен. На самом деле мне почти все равно, внешку можно обсудить, а разные фамилии легко объяснить хд У меня пока нет четких планов насчет игры, но мне бы очень хотелось, чтобы персонажи были связаны и развивались вместе, возможно в будущем они по-прежнему будут тесно общаться и совместно влипать в неприятности, ломая жизни друг друга или наоборот, помогая справиться с той или иной проблемой хд к сожалению, я не самый активный игрок и будет здорово, если вы не будете полностью зависеть от меня, но конечно же я помогу чем смогу, буду мелькать перед глазами, предоставлю графику и т.п. 

• ПОСТ ЗАЯВИТЕЛЯ •

Олли ходит туда-сюда по комнате, именуемой гостиной, вмещающей в себя старый диван и кресла, кофейный столик, заваленный всяческим хламом, напротив него пыльный телевизор на тумбочке, выглядевшей настолько древней, что казалось развалится, если ее задеть. У стены стоит шкаф, чуть моложе тумбочки и такое же пыльный, как телевизор. Наверняка у всех есть такие шкафы, в котором хранят книги, сувениры, вазы, посуду, журналы - абсолютно все, что только в него влезет и будет неплохо смотреться или же все, что можно спрятать уже ненужное, но выбросить жалко. Вот такой это и был шкаф. Хотя, он был почти так же пуст, как жизнь Олли.  Все выглядело тут ветхим и жалким, пропитанным несбывшимися надеждами, разочарованием и чуть ли не кричало от безысходности. Напрашивалось как минимум на уборку, а как максимум на ремонт, новую мебель и нового жильца. Потому что нынешнего все в принципе устраивало, иначе бы он уже давно что-нибудь по этому поводу предпринял. В этой маленькой и темной квартирке Олли смотрится лучше и правдоподобнее, чем в любом другом месте,  она была создана только для него одного и по его подобию, каждая мелочь здесь олицетворяла его внутренний мир. И Ханна странным образом проникла в него, ловко проскочила мимо сигнализации, взломала замки. Стоит там в его ванной, а Олли все никак не может поверить в происходящее. Обыденное и в то же время громкое событие. Ведь для его простого окружения любое не соответствие с ежедневной рутиной могло стать чем-то диким, вызывающим приступы паники. Оказывается, что он совершенно не приспособлен к такому, не готов оказывать помощь симпатичным блондинкам в розовых полотенцах, не знает ничего из той жизни, которая за пределами его зоны безопасного комфорта, где не предусматривается место для чего-то необычного и вульгарного. Такого же резкого и кричащего, как макияж Ханны, подчеркивающий последствия возможно бессонной ночи, чем красоту, которую едва можно было разглядеть в ее откровенной худобе. Словно где-то там звезды сошлись в неправильную линию и Олли прямо под ними, ничего не подозревающий, наивно полагающий, что все закончится совсем скоро, когда закроется дверь за девушкой, уходящей по коридору. Что забудет он ее уже через несколько минут или пару часов, когда съест свой ужин и посмотрит очередной выпуск какой-нибудь развлекательной программы по телевизору. Это так просто.
Запоздалое осознание того, что ванная занята слишком долго, но оказывается пустой, когда Олли решается проверить и убедиться, что с девушкой там все в порядке. Успевает мелькнуть мысль про все те догадки об ее магическом/мифическом происхождении, картинки с диковинными монстрами из детских страшилок, старинных книг про демонов и русалок, что поедают живую плоть, заманивая жертву в пучину страданий. Олли облегченно вздыхает от того, что в ванной его не ждет чудовище с множеством щупалец или покрытое шерстью с острыми клыками, а после его сердце на мгновение замирает, потому что "оно", прикрытое милой девушкой могло спрятаться и устроить ему западню. Возможно, Ханна действительно не из этого мира и явилась к нему с какой-нибудь жуткой миссией и сейчас как раз тот самый момент, когда душа его покинет тело.
-  Ох , спасибо тебе. Всё так по-дурацки.
Отбой. Никаких щупалец, клыков или красных глаз. Обычная Ханна, довольно таки мило смотрящаяся в его совершенно не милой одежде. Он чуть улыбается от мысли, что Ханна выглядела бы мило даже в любом другом дико неуместном и ужасном наряде, потому что было в ней что-то такое невозможно милое, детское. Нет, ему снова показалось, явился неизвестно откуда призрачный мираж в ее глазах, точно такой же, что заставил его впустить ее в свое жилище. Улыбка с его лица исчезает моментально и он надеется, что Ханна ничего не заметила.
- Я Ханна. А как зовут тебя?
Слишком долго медлит, находясь в некотором замешательстве, в раздумьях, мысленно озвучивая имя, будто бы стараясь привыкнуть. Значит, Ханна. Рука автоматически тянется навстречу чужой руке, а после резкий звук бьющейся посуды сначала оглушает, сковывая все тело, действуя как заморозка. И ему кажется, что звук этот слышится не только в его кухне, но и в коридоре, по всему дому, улице, городу. Звонкое, чрезмерно громкое и ненатуральное "бряк" и осколки разлетаются в стороны, под ноги, закатываются под стол. А потом отпускает и Олли озадаченно моргнув пару раз, медленно наклоняется, чтобы подобрать осколки.
- Все в порядке. Я соберу.  - Он хватает крупные голыми руками, сгребая их к себе в одну кучу, сев на корточки. Один за другим, не особо заботясь о том, что удобнее и безопаснее будет сделать это веником. Плевать на миску. Слишком много всего из того, на что плечать. И эта миска не имеет никакого значения. - Олли. - Робкий взгляд снизу вверх на Ханну. - Меня зовут Олли.  - Хотел добавить, что ему приятно познакомиться, но не был до конца уверен, что это так. Говорят, что посуда разбивается к счастью. Тогда Ханна вестник чего-то светлого и прекрасного, а не жуткое нечто из ночных кошмаров. - Может быть... - Олли встает, прижимая к себе руки, держащие то, что осталось от миски и нерешительно поглядывает то на Ханну, то на свои руки, то на окно, то в пол. Его взгляд мечется туда-сюда, куда угодно, лишь бы не останавливаться на ее лице. - Может быть ты... - Ему нужно замолчать, прекратить то, что еще не началось и вернуться к тому, что он вообще не хотел ее сюда впускать. А тут всего лишь какая-то миска... - Может быть, ты хочешь чай... Или кофе?...
Олли обреченно вздыхает, осознавая, что действительно произнес это. Что решился и даже додумался. Теперь уже назад не перемотаешь. Он сбрасывает осколки в мусорное ведро и вытирает руки об свои джинсы, все еще не ощущая уверенность для того, чтобы взглянуть в лицо Ханны. Олли успокаивает себя тем, что Ханна непременно откажется, сошлется на какое-нибудь срочное дело или прямым текстом скажет, что он недостоин поить ее своим "дурацким" чаем. Он был готов ко всему, сто раз успев пожалеть о том, что вообще выпалил такое предложение, а до этого впустил ее к себе домой и дал свою одежду.
- Или просто стакан воды?...
Будто бы он отчаянно хочется, чтобы она осталась, предлагая ей поочередно все имеющиеся у него напитки. Замолчи, Олли. Хватит.

заявка от Park Ki Woong

Thanapob Leeratanakajorn Танапоб Лиратанакаджорн Танапоб Тор Тор Профессия в реальности Актёр в GTH

· ХАРАКТЕР/БИОГРАФИЯ/ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ·

***
Тор очень высокий, спортивно сложен. Занимается плаванием и легкой атлетикой.
Успеваемость выше среднего, но гением его назвать сложно. Он всегда в тени своего брата, однако это его не расстраивает, ведь он выбрал свою стезю - стать актером.
Тор обладает хорошей мимикой, обворожительной улыбкой. Он благовоспитан, но иногда чересчур эмоционален. Как ни старается, ему плохо удается скрывать свои подлинные эмоции.
Он очень искренний и чаще говорить то, что думает, когда успевает подумать.
У тайца сложный характер: он бывает вспыльчивым - лезет в драку, как только что-то не понравится. Но в Корее ему приходится сдерживаться, потому что драка в стенах академии грозит ему исключением.
***
Среднюю школу Тор окончил в Тайланде, где жил с папой и мамой. Его старший брат давно уехал в Корею, чтобы сделать успешную врачебную карьеру.
Родители, насмотревшись на успехи старшего сына, отправили молодого Танапоба заканчивать последние три года учебы в Южную Корею, чтобы он получил хорошее, конкурентоспособное образование.
Так Тор оказался в чужой стране, с другим языком и своими обычаями.
Старший брат всячески способствовал тому, чтобы Тор быстро освоился и обзавелся друзьями. Однако врага нажить себе мальчишка успел быстрее, чем разобрал чемодан. Он очень плохо отнесся к другу брата - Пак Киуну. Ведь старший Танапоб вскоре должен был жениться, а этот медбрат вечно был рядом, вечно вызывающе себя вел и старался прикоснуться к мужчине, явно не заинтересованному в нем.
Возмутительное поведение медбрата не сошло ему с рук - мужчина был встречен более, чем холодно.
Однако эта ледяная атмосфера недолго держалась между ними.
Киун помогал младшему ужиться в академии, многое объяснял, всегда был почтительно вежлив, пусть и смешливо растерян.
Главное событие, которое повернуло парня к Киуну - то, как мужчина преобразился в момент, когда дело касалось медицины и спасения здоровья. Тор стал свидетелем того, как Киун оказал первую помощь.
А потом они разговорились, сидя на скамьях болельщиков. И Тор понял, что медбрат его вовсе не злил и даже не возмущал. Парень ревновал мужчину к своему брату...

· ТРЕБОВАНИЯ/ОБЕЩАНИЯ ·

- не пропадай, если придешь;
- надеюсь на хорошую игру и заинтересованность в предложенной любовной сюжетной линии;
- статус моей пары, я думаю, обязателен;
- обещаю в свою очередь не пропадать, всегда быть на связи, генерировать интересные сюжеты.

· ПОСТ ЗАЯВИТЕЛЯ ·

The Vamps – Dangerous
Я боюсь стать таким, как взрослые,
которым ничто не интересно, кроме цифр.

Сегодня канун Рождества, поэтому Киун собрался с утра пораньше, отправился за непоседой-сыном. У него отцовская утренняя программа не меняется вот уже 5 лет, отличие заключается лишь в том, что с каждым годом пройти босса все сложнее.
В этот раз они пошли на каток, чтобы поиграть в хоккей. Ледовый Дворец располагался на другом конце города, поэтому он забрал Дэни спозаранок, сонного укутанного в два шарфа так, что мальчишка стал походить на маленький вареник. Закрепив малыша в детском сидении, медбрат наклонился к сыну, поправил сползшую почти на глаза вязаную шапочку, поцеловал в лоб ангелочка, который часа через два станет маленьким тасманским дьяволом. Ребенок недовольно поморщился и зачмокал, отворачиваясь. Мужчина улыбнулся широко, так, что морщины у внешних уголков глаз прорубили загорелую кожу. Он умело и привычно вложил между складками шарфа парочку мандариновых и апельсиновых кожурок. Дэни частенько укачивало, так что они спасали салон автомобиля по большей части народными средствами и вместительными полиэтиленовыми пакетами, которые всегда лежали в бардачке.
Сегодня определенно тот день, когда надо все успеть и ничего не забыть. Для сына подарок лежал в багажнике, после хоккея он получит тот самый "непонятно, как выговорить" трансформер и пару развивающих книг. Киун приверженец полезных подарков, не любит пустые сладости, приятные мелочи. пусть будет то, что поможет в делах, в развитии, в жизни. Ведь лучше подарить то, чем его сын будет пользоваться (не важно, из-под палки или с настоящей заинтересованностью), нежели неясные игрушки, от которых нормального человека бросает в дрожь при первом же взгляде на один экземпляр.
И каждый раз сын просыпался тогда, когда они проезжали забегаловку.
-Нет-нет-нет, сначала дело, потом развлечения. Я знаю, чем заканчивается твое "я очень хочу кушать, пап". Давай покатаемся, а потом поедим. Как раз мама подъедет, м? - консенсус был найден, так что они проехали переулок с ресторанами без потерь.
Сегодня должен был быть замечательный день. И примечательность его в том, что это Рождество. А это день, когда самые близкие должны быть рядом.
К сожалению, остаться надолго Киун не мог, сразу после семейного обеда в небольшом ресторане, он еще раз поцеловал ребенка и Нарэ, оставив для второй матери лишь теплые объятия. Несмотря на то, что они столько лет знакомы, он так и не смог полюбить её, вечно что-то отталкивало. Видимо, это чувство и называют отеческой ревностью, которой так страдал Росс из сериала "Друзья".
-Все, я поехал, не скучайте. И не давайте ему много сладостей, в каникулы не достанешь потом его лекарство, а сыпь пойдет, ты же знаешь, - он помахал им рукой, откланялся и помчался на всех парах в магазин, где ждал заказ, который он не без помощи коллег смог оформить на сайте. Иногда очень сложно разобраться в том, что от тебя требуется. Да и информацию личную вводить всегда боязно.
_______________________
- Мой номер заказа? А, да.. точно, - он быстро роется в бумажнике, где заботливо сложенная записка ждала своего звездного часа. Протягивает кассиру, который тут же быстро ищет заказ в базе данных.
- Красиво упаковать? Не каждый дарит такое своей девушке, -Мда.. девушке,- Киун весело и радостно улыбается, посмеиваясь над продавцом, а выглядит, будто просто полоумно счастлив от того, что ему задали такой обыденный вопрос.
- Будьте так любезны, - он хрипло проговаривает сквозь улыбку, ожидая, пока пройдет транзакция по его банковской карте. Вежливый кивок головы в благодарность за работу и быстроту обслуживания. Пакет он выкинул сразу же, как пересек порог магазина, пряча коробочку в своих брюках. Не самый полезный подарок, зато самый, что ни на есть красноречивый.

Шоннасон говорит:

«Мама Утка» – это милое прозвище прицепилось к тебе еще много лет назад, когда мы вместе строили куличики в песочнице в нашем дворе и играли в салочки с соседскими мальчишками. Ты жила по соседству и в первый же день, когда мы встретились на площадке, ты защитила меня от задиристых ребят, которые были чуть старше нас самих. Ты была в моих глазах такой храброй и бесстрашной, что я сразу же сравнила тебя со своей собственной мамой, которая всегда меня защищала. Ты быстро стала главной в нашем дворе, потому что у тебя был громкий голос, замашки настоящего лидера, а главное: ты никогда никого не давала обижать. Я всегда бежала за тобой, как маленький желтый утенок за своей мамой уткой. А ты, что меня всегда удивляло, ждала, пока неуклюжая малышка Сон догонит тебя.

Нас отдали в один детский сад, где наша дружба укрепилась настолько сильно, насколько искренне могли дружить пятилетние малыши. Ты всегда была чуть более взрослой и рассудительной, отчего считала своим долгом следить за мной. Но это было так естественно, что я почти и не замечала, считая тебя равной мне. А ты сама, кажется, никогда и не хотела ничего менять. Дальше были три класса начальной школы, которые мы вновь провели бок о бок. Наш дуэт даже прозвали «СонХи», потому что нас редко когда можно было заметить по отдельности, ведь даже жили мы в соседних домах.

В среднюю школу мы тоже поступали вместе. Как раз тогда я поняла для себя, что искусство театра и кино – это то, чему я хочу посвятить всю себя. А ты с хитрой улыбкой сказала, чтобы билеты на премьеру фильма со мной в главной роли в первую очередь я отдала О Сынхи и никому больше. Ты снова была рядом, в нужные моменты подталкивая меня вперед или, наоборот, быстро хватая за воротник, чтобы я не наделала глупостей. Сынхи, ты – большой пример для меня. Умная, рассудительная и такая последовательная, ты умеешь сделать свою жизнь яркой и полной памятных событий, чего никогда не умела делать я. Глупышка Сон всегда была чуть более мечтательной, наивной и порой чересчур доброй по отношению ко всем вокруг. А ты вечно повторяла мне, что так я непременно наживу себе проблем – нужно взрослеть, но в то же время ты не переставала повторять, что эта мечтательность и наивность делает меня милой.

Когда я познакомилась с Конпи, ты первая зыркнула на него коршуном, видимо, напугав до полусмерти. Но я прекрасно знала, что ты волнуешься, а потому с таким недоверием относишься к людям вокруг. Я же, как и всегда, сразу же мило улыбнулась и без задней мысли начала проводить с ним кучу времени. Ты никогда не ревновала меня к остальным моим друзьям и знакомым, потому что знала наверняка, что такой друг, как ты, у меня один единственный. Но ты не переставала следить за тем, что и как Бэм говорит, пытаясь словить его на лжи. Но ведь он, правда, хороший, Сынни. Ты, кажется, решила впервые в жизни довериться мои словам, произнесенным с этим наивным взглядом.

А потом появился Хек, вскружил мне голову, и ты, похоже, потеряла возможность достучаться до меня. Наступил третий год средней школы, я перешла по совету отца в школу искусств, а тебя родители отправили на год по обмену учиться в Европу. Мы довольствовались лишь скайпом, но ты всегда спрашивала, как я и все ли в порядке. А спустя несколько месяцев я перестала рассказывать о своей первой любви, лишь неловко улыбаясь, чтобы из последних сил сдержаться и не разреветься прямо перед веб-камерой. Учебный год подошел к концу, ты вернулась в Корею и только здесь узнала, как именно мы расстались. Твои глаза метали молнии, а руки чесались удушить бывшего, но я лишь только обняла тебя, прося остаться со мной, потому что без тебя было слишком плохо. Сохраняя старую традицию, мы поступили вместе в одну школу – частную академию Хвансэ, где до сих пор ты остаешься для меня «мамой Уткой» и моей самой любимой и близкой подругой, о которой я никогда не могла и мечтать.

Конпимук говорит:

Познакомившись с Шонной, я автоматически познакомился и с тобой. Но не подумай, что мне этого не хотелось, просто первое время ты смотрела на меня с каким-то подозрением. Я не привык к такому пристальному вниманию, поэтому постоянно оборачивался, словно тот, кому был адресован этот взгляд, стоял за мной. Но там никого не было. Мне ничего не оставалось, как повернуться обратно и вновь посмотреть на тебя. В твоих глазах читалось: «Нет, дружочек, я слежу именно за тобой».

Но после того, как я признался Сон в своих чувствах, а она ответила, что её сердце уже занято, ты посмотрела на меня иначе. Хек тебе совсем не нравился, и если бы ты могла выбрать парня для своей подруги, между мной и ним выбрала бы меня, хотя, конечно, я был ещё не до конца проверен (как можно отдать дражайшую Шоннасон абы кому?). Может быть, мы бы начали хорошо общаться, но до конца учебного года оставалось всего ничего, а после каникулы вы обе в нашу школу больше не вернулись.

Этой осенью Шонна рассказала тебе, что увидела меня на одном из совместных праздников двух академий, но я сделал вид, что мы не знакомы. Первым делом ты возмутилась, однако потом подумала, что моя реакция вполне объяснима. Но, несмотря на эту новость, до февраля мы не виделись, потому что я продолжал игнорировать Сон, боясь, что наше общение приведёт к второму отказу. Так бы продолжалось и дальше, но ты решила вытащить подругу на выездное занятие театрального кружка, в котором я занимаюсь. Во время перерыва ей позвонил Хек, довёл до слёз, и так получилось, что единственным человеком, оказавшимся рядом в этот момент, был я. Наша история началась заново. Ты же меня в тот день даже не узнала. Но зато восполнила это во время следующей встречи, с хитринкой в глазах произнеся: «Так это ты, Бувакуль? Мне казалось, ты должен быть на две головы ниже».

Когда Шоннасон вскользь произнесла, что не понимает, что с ней происходит, ты только усмехнулась. Для тебя всё было очевидно – любовь. И ты бы сказала это своей подруге в лоб, но тебя умиляла вся сложившаяся ситуация. «Она настолько боится его полюбить, что не верит в собственные чувства», - подумала ты и решила, что будешь подталкивать Шонну к осознанию намёками. Но если бы всё было так просто… Отчаявшись, ты назначила мне встречу, на которую пришла, воображая себя секретным агентом: надела кепку, солнечные очки и пробиралась к занятому мной столику в кафе короткими перебежками. Ты не стала долго рассусоливать и выпалила: «Она влюблена в тебя по уши!», на что я внезапно для тебя ответил «Я знаю». Так мы с тобой и объединились, чтобы помочь Сон самой обо всём догадаться.

Как видите, заявка написана от нас [Сон и Бэм] двоих, так что ждут вас здесь в два раза сильнее Что касается требований, то они, как мне кажется, не такие сложные. И по сути их всего два: грамотно пишите посты и не пропадайте, раз уж решили взять Сынхи. Лично я [Сон] уже не раз с таким сталкивалась, и мне становится до невозможности обидно, когда люди почти сразу же бросают персонажа, даже не удосужившись об этом мне сообщить. Что касается самого персонажа, то обсудим все лично, если потребуется.
Обещаем не бросать вас на произвол судьбы, любить, обожать, обеспечивать графикой и игрой

Шоннапост

Большие гордые птицы всегда летают выше и быстрее всех, горделиво размахивая своими громадными крыльями в ритм качающему кровь сердцу. Они парят где-то высоко в чистой небесной синиве, вдыхая этот пьянящий аромат свободы. Они недостижимы в своей красоте и грации, и мелким птичкам никогда не взлететь так же высоко. Но сколь же прекрасен их полет, столь же и уродливо их падение. Стремительное и почти незаметное, с обломанными и слабыми крыльями, все ниже и ниже, на самое дно. Там уже нет этой чудесной синевы и свободного размаха крыльев, там лишь спертый и душный воздух, которого едва хватает, чтобы не умереть, и поломанные, некогда такие блестящие и завораживающе красивые крылья, которые уже никогда не смогут взлететь вновь.
Сквозь распахнутое настежь окно в небольшую комнатку врывается ледяной ветер, пробирающий до костей. Она уже почти не чувствует ног, а горло сжимает болезненный спазм, но все это кажется таким неважным сейчас, в секунду, когда от сердца по всему остальному телу распространяется чёрная и уродливая дрянь, зовущаяся болью. Она заполняет каждый уголок, каждый кусочек разодранной в клочья и убитой души, наполняя собой целиком, до самых краев. Сон очень холодно, и ей кажется, будто бы она тонет в этой бескрайней черни, уходя вниз с головой. Задыхается, в панике открывая рот в поисках глотка кислорода, но натыкается лишь на чёрную и вязкую дрянь, воняющую какой-то гнилью и почему-то вызывающую желание неистово закричать, раздирая глотку в кровь. Она в отчаянии распахивает глаза, понимая, что все также находится в своей комнате, в звенящей тишине, в полном одиночестве. Как и все дни до этого. С тех самых пор, когда она пала на самое дно глубокой пропасти, сорвавшись с небосвода и обломав свои красивые крылья, оставив лишь болезненные раны, всякий раз ноющие, стоит вернуться воспоминаниям из прошлой жизни.
Случай, изменивший ее жизнь в корни, разрушивший ее до основания, до сих пор стоит перед глазами, словно сломанное кино, заевшая пленка на старой кассете. Отрывок из дешевого триллера или сопливой драмы, настолько тривиальный и избитый, что к горлу подступает тошнота – ничего, кроме отвращения, она к себе не испытывает. Шонне себя даже не жалко, ведь этого стоило ожидать, но она предпочла не думать ни о чем, кроме таких эфемерных вещей как слава и признание. Стоило ли это того? Теперь, когда даже этого у нее не осталось. Когда не осталось ничего, кроме тупой боли и ненависти, всепоглощающей и сжирающей ее кусками.
Разрушено все: карточный домик, так старательно возводившийся ей, рухнул в одночасье, а на голой и обдуваемой всеми ветрами пустоши больше ничего не осталось. Ничего живого или сколь бы значимого. Никто не в силах добраться сюда, сбиваемый с курса ветрами и потопляемый бушующим морем. Никто и никогда не сможет этого увидеть, этой разрухи, это позорной слабости, этой п у с т о т ы. Она погружается в полное забвение, и никому, кажется, нет до этого дела. Ведь всем всегда было удобнее видеть ее улыбку, а не отчаяние в глазах, не слезы и стоны боли, просящие о помощи, а яркую и широкую улыбку.
Телефон никак не смолкает, а его звон уже целые сутки разрушает призрачную тишину квартиры. Мобильный разрядился уже давно, и Сон благодарит за это небеса. Она не хочет думать о том светлом, что теперь погребено под обломками ее жизни, что, возможно, еще можно реанимировать и впустить в эти холодные и безликие стены. Этому уже не бывать, потому что ее просто не хватит. Она погибнет, сгорая дотла, в тот же самый момент, когда ее коснется этот теплый и сияющий свет. Нет, ни за что и никогда. Этому просто не бывать. Она – оскверненная и обманутая уже не может жить в этом свете, сломанная до основания никогда не примет эту избитую и набившую оскомину фразу «все будет, как раньше».
Уже ничего не будет, как раньше. Ничто не изменить, не вернуть назад. Время не повернется вспять, отсчитывая эти три дня, что она лежит здесь безвольной куклой, время от времени слоняясь по квартире, подобно призраку. Она пытается смыть с себя эту грязь, мерзость и непроглядную черноту, которая, кажется, въелась в кожу навсегда. Их проклятые руки и грязные языки, что хотелось вырвать с корнем из глотки – это все они, это они уничтожили ее, это они сделали из нее жалкую и почти что убитую копию себя, едва похожую на ту, прошлую, сияющую и светлую. Она с трудом справилась с желанием в тот же час найти где-то оружие, чтобы увидеть, как они будут кричать и плакать, такие жалкие и мерзкие, боящиеся за свою жалкую душонку и никчемную жизнь. В ту секунду она очень сильно хотела увидеть их искаженные болью лица, их страдания, услышать вопли, которые звучали бы как музыка, самая прекрасная и успокаивающая музыка.
Но когда же она оступилась? Когда доверилась вечным обманщикам, предателям? Когда с все той же, так свойственной ей наивностью поверила этим прогнившим до основания людям? Она, вечно верящая в хорошее в каждом из людей, вновь и вновь наступала на одни и те же грабли, прекрасно зная, что когда-нибудь это закончится слишком печально. Этот день пришел слишком скоро – и вот она, сломленная и побежденная, без малейшего понятия, как дальше жить. И стоит ли оно того. Стоит ли вновь выходить из этой пустой комнаты, встречать людей, любой из которых может оказаться гнусным подонком, решившим ранить ее вновь. Хватит ли у нее сил на лживые улыбки и попытки все начать сначала? Получится ли у нее, когда перед глазами вечно стоит этот пожелтевший и заплывший кадр с пленки.
Забвение – вот оно проклятье. Никто уже не вспомнит о ней, потому что о н и позаботились о том, чтобы стереть ее из жизней сотен тысяч людей. Изначально слишком талантливая и светлая, честная, добрая и такая заботливая, Сон вызывала лишь отвращение. В месте, где таких, как она, уничтожают в мгновение ока, она продержалась значительно дольше. Пришлось поступать иначе. Пришлось действительно сломать ее, по-настоящему разорвать на куски и выбросить, словно никому ненужный мусор.
Автоответчик уже в десятый раз включает запись, и Сон в очередной раз жмурится, вся сжимается и пытается вытолкнуть из головы и х голоса, эхом раздающиеся в голове. Взволнованные и испуганные, не в состоянии понять, что с ней происходит, и где она находится. Она в самом низу, на холодной, почти ледяной земле, лежит среди осколков своего счастливого прошлого. Покинутая и забытая. Униженная и оскорблённая. Ей просто хочется исчезнуть.
Когда в пустом коридоре вновь раздается голос матери, девушка вздрагивает всем телом, вжимаясь в постель, чувствуя поднимающийся к горлу ком, который уже через мгновение выливается в град слез. Из груди рвется стон раненного животного, а ногти впиваются в задубевшую от холода кожу ладоней. Физическая боль ослабляет эту руку, с силой сдавливающую ее сердце и горло, отчего Сон становится совсем трудно дышать. Она, как утопленница, в последний момент пытается поймать ртом воздух, пока легкие не начало нестерпимо жечь от наполняющей их воды. Однако увесистый камень уже тянет ее вниз, и ей остается лишь дрожать в истерике, пытаясь безрезультатно прогнать этот уродливый образ из головы. Но он так сильно въелся ей в подкорку, что уже ничего нельзя сделать. Ей остается лишь смотреть и бесконечно плакать, пытаясь выжечь эту черноту изнутри, чтобы уже наконец-то стать пустой, совершенно пустой. Треснувшей бутылкой, где не осталось ничего: ни плохого, ни хорошего.
Просто забвение. Тишина и пустота, окружающие ее вокруг. Каждый раз, закрывая глаза, она собирается с мужеством, чтобы окончательно утонуть в этом черном мареве, задохнуться, испустить последний вздох и заснуть. Заснуть навсегда. А главное – забыть все, что с ней произошло. Забыть, как страшный сон, случившийся будто бы и не с ней вовсе. Но всякий раз ее выталкивает на поверхность, когда чернота уже почти заполнила легкие, почти убила, но в самый последний момент, будто бы издеваясь, оставила безвольно трепыхаться на суше, ловя ртом воздух.
Птицы, гордые и красивые, живущие в небе, летающие так высоко, как можно только представить, в итоге срываются вниз и падают, неизбежно разбиваясь о землю. Стремительный полет вниз с поломанными крыльями неизбежно заканчивается темнотой и глухим ударом. Но когда же она почувствует это столкновение? Когда уже все ее несчастья разобьют ее окончательно? Где это кажущееся сейчас спасительным падение? Ветер, шелестящий занавесками по полу и бумагами на столе, словно шепчет ей, подсказывая, направляя. Вот он, шанс получить столь желаемое – совсем близко. Стоит лишь пройти пять шагов по ледяному полу, и ее наконец-то окружит свобода.
Раз. В душе полное безразличие, лишь одни горячие слезы стекают вниз, неизбежно разбиваясь о холодный паркет. Пустой и совершенно несчастный взгляд, видящий в этом обрыве свое спасение. Укрытие от всех осуждающих взглядов, от этой черноты и отвращения, прячущихся где-то глубоко внутри.
Два. Вокруг никого нет. Она медленно погружается в забвение, но никому, кажется, нет до этого дела. Как же хорошо, что никто не кричит «стоп», ведь ей не хочется останавливаться. В груди вспыхивает волнение, по телу проходит дрожь – скоро она освободится.
Три. Уже так близко, что Сон чувствует, как ее обнимают эти прохладные руки. Она прикрывает глаза, прекрасно зная, куда ей следует идти дальше. Ее ждут, ее ведут. Такая желанная свобода.
Четыре. Сердце почему-то начинает ныть, печальный стон испускает ее почти мертвая серая душа, но остался всего лишь один шаг. По дому проходит громкая в этой пустой тишине трель звонка. Снова и снова, снова и снова. Она хочет кричать, чтобы ей не мешали, ведь она почти потонула в этом черном вязком забвении, окруженная этой острой болью. Уже ничего не вернуть назад.
Пять.

Бэмапост

Каждый раз, когда маленькому Конпимуку причиняли боль, он испытывал невероятное, разрывающее грудь желание поделиться с кем-то своими переживаниями. Вот только у него не было достаточно близкого друга, которому он бы мог признаться: «Знаешь, внутри так больно, что хочется попросить ангелов забрать меня. Но это очень страшно». И в этих словах не было бы ни капли преувеличения, потому что таец именно так и воспринимает мир: чрезмерно реагируя на каждый всполох, особенно на беспричинную злость, циркулирующую между людьми, потому что так быть не должно. К тому же, как должен воспринимать происходящее ребёнок, когда все, кому не лень, норовят воспользоваться тем, что он не может ответить? Не из-за того, что у него недостаточно сил (хотя, может быть, так оно и есть; пока) и он трус, а потому что это, по его мнению, неправильно – отвечать злом на зло. Бувакуль всегда старался поскорее отпустить обиды, не позволяя им оставлять на своём сердце неприглядные рубцы. Но, не имея возможности высказать всё, что было у него на душе, выговорится, каждый следующий словесный укор и толчок плечом он воспринимал острее.

Бэм Бэм мог бы изливать душу родителям, потому что между ними были абсолютно доверительные отношения, но позволял матери лишь утирать свои слёзы, если выходило так, что скрыть их было невозможно. Потому что даже для своего возраста он слишком отчётливо понимал, какой ужас испытают взрослые, когда их сын (единственный и долгожданный) признается, что ему невыносимо. Однако как бы больно ни было, темноволосый не сломался. Со временем он смирился с кладбищем собственных мыслей и переживаний, спрятанном где-то глубоко внутри, и перестал отчаянно искать того, кто поможет ему его закрыть. Конпи всё ещё нуждался в помощи, но смог убедить себя, что молчание в его случае – единственный верный выход. Нельзя рассчитывать на то, что кто-то разделит страдания с тобой и тебе станет легче. У каждого достаточно своих проблем. Наверное, именно поэтому он не смог рассказать о смерти дедушки Чжебому, боясь обременить, и попытался справиться самостоятельно, но потерпел сокрушительное поражение. По сравнению с этой утратой вся предыдущая боль казалась ничем, и сейчас было невозможно спрятаться за широкой улыбкой, как Бэм поступал обычно. Именно поэтому Ку Чунэ вломился в его комнату и не желал уходить. Младшему было слишком плохо, чтобы этого не заметить.

Закончив свой монолог, первокласснику стало плевать: уйдёт блондин или нет, однако он искренне боялся, что тот останется. Потому что их с Чунэ, кроме общего проекта, всё-таки связывало кое-что ещё – боль и обида, погребённые в одной из могил и способные всё усугубить. Старший мог считать, что они друг для друга никто, но для «никого» между ними было слишком много эмоций. Конпимук вжался спиной в стену так, будто хотел пройти сквозь неё и исчезнуть, потому что боялся, что станет ещё хуже. Потому что было стыдно. Может быть, в голове Ку и промелькнула мысль оставить одноклассника одного, но вместо этого, помолчав, он сел рядом с ним. Бувакуль же, словно опасаясь получить удар (моральный или физический), неуклюже отшатнулся, но голову так и не поднял. Он хотел бы закрыть уши и не слушать, вот только руки были заняты безуспешными попытками вытереть слёзы. И вместо ожидаемых грубых слов школьник услышал признание, которое вряд ли является для корейца типичным. Он внезапно открылся для младшего с другой (живой) стороны, и это было удивительно, но у Бэм Бэма уже не было сил удивляться. Парень старательно пытался прийти в себя, делая глубокие вдохи и выдохи.

– Л-лучше? – немного заикаясь, спросил Конпи. Так было всегда, когда он сильно плакал и не мог успокоиться. – Л-лучше для к-кого? – добавил темноволосый, имея в виду, что всё в этом мире относительно и нельзя быть хорошим для всех. Для кого-то обязательно именно такой Чунэ, со всеми его недостатками, является лучшим. И недостатками ли? – Т-ты бы просто был д-другим, - произнёс таец, вздрогнув, когда старший внезапно взял его ладонь в свою и, призвав не занудствовать, буквально всучил сигарету. В любой другой ситуации он бы с жаром отказался, но сейчас поддался на «станет легче» и поднёс руку ко рту. Обхватив губами сигарету, Бэм сделал небольшую затяжку. Никотин защекотал лёгкие и он сдавленно откашлялся в кулак. Спустя несколько секунд молодой человек затянулся уже более глубоко и, сам не понимая как, спокойно и не спеша выдохнул дым через нос. – Действительно… легче, - признался Конпимук, чувствуя, как его тело, словно волна берег, накрывает спокойствие. Однако волна имеет свойство возвращаться в море, оставляя после себя лишь мокрые следы на песке.

– Не сдамся, - незамедлительно ответил первоклассник, когда Ку решил его подбодрить (кажется, даже искренне), и всё-таки поднял на него удивлённый взгляд. Не то чтобы Бувакуль уже не ожидал от блондина ничего хорошего, просто считал, что его милосердие к нему проявится иначе. Например, он просто уйдёт. Но Чунэ не просто остался, а сумел по-своему (в своём стиле) успокоить его. – Раз так, буду считать, что ты донимаешь меня, потому что хочешь, чтобы в мою жизнь после этого привалило побольше хорошего, - произнёс Бэм Бэм и слабо, но искреннее рассмеялся, опуская голову и плечи. Взглядом он ухватился за дотлевающую сигарету, которую успел переложить в другую руку. – Как думаешь… Смерть – это конец? После неё уже ничего нет? – внезапно произнёс темноволосый, продолжая пустым взглядом смотреть вниз. Его свободная ладонь опустилась на пол, накрывая ладонь корейца. Он совсем не планировал этого, но и не стал одёргивать руку.