Как известно, азари – самая долгоживущая раса в Галактике, и это им, помимо очевидных как преимуществ, так и недостатков, дает совершенно определенную особенность – они праздную дней рождения больше, чем любое нормальное существо. Подумать только! Микнарин, например, проживет всю свою жизнь от вылупления до угасания, а какая-нибудь появившаяся  на свет в один день с ним азари едва-едва, образно выражаясь, перестанет ходить на горшок! Интересно, как давно перестала ходить на горшок вчерашняя именинница? – та спрашивал себя Микки, задумчиво помахивая метелкой по полу, сметая в строго пирамидальной формы кучку, живописный ковер из мусора.
Из-под дивана, облитого чем-то алкогольным, судя по запаху, раздался тяжкий стон. Микки нехорошо сузил глаза, растянул рот в улыбке, и метнулся к источнику звука.
- А КТООООУУУ ЭЭЭТООО УУУ НААААС ТУУУУУТ? - приговаривал он, стуча по дивану рукояткой метлы, струшивая песок и мусор на вяло отмахивающегося хомосапиенса, несомненно, решившего, что попал в ад – какофония звуков, что генерировал Микнарин своими гнусавыми завываниями, стуком метелки и бряканьем одной пустой бутылки о другую, были поистине невыносимы. Хомосапиенса как ветром сдуло, как метелкой подмело – смылся мгновенно, словно из ведра с водой, а Микки, убедившись, что больше мусора на полу не валяется, с улыбочкой взялся за дальнейшую уборку. Ему не в тягость – он немало повеселился  вчера, записывая все эти пьяные видео, которые уже накручивали ему лайки в экстранете, а ведь за каждый лайк, при помощи особенной программки, ему на счет падало до одной тысячной кредита! Распроклятые программисты, поставившие защиту от таких вот доброхотов, как Микнарин – вот жалко им, можно подумать!
Закончив с уборкой, полюбовавшись на кают-компанию – все блестит, все на своих местах, лужицы блевотины подтерты, а вот разбитую кофеварку, увы-с, не вернуть – так вот, Микки полюбовался на кают-компанию, и поскакал по своим делам, которых у него, недолговечного саларианца, было великое множество, и разбрасываться своим временем по пустякам он не мог, ни в коем случае не мог!
В их отделении организации, бойцы, в общем-то жили кучно, деля комнаты вдвоем-втроем-вчетвером, но существовать бок о бок с Микки мог только слепоглухонемой,  таковых, к счастью Микнарина, в организацию не принимали. Потому он был счастливым обитателем небольшого кроганского гроба, примерно таких размеров была его каморка, до потолка заваленная всевозможными деталями от различной техники, самыми разнообразными сортами кофе, датападами, инструментами, отвертками…
- Отвертка! – Микки перелез через наваленные кучей буклеты кофейных компаний, для чего ему пришлось изогнуться кварианским иероглифом; отклячив тощий зад, и перегнувшись через опрокинутую табуретку, он старательно нашаривал отвертку на полу. Не было! Не-было-не-было-не-было-не-было! Поразмыслив, и, не замечая обвалившегося откуда-то сверху, прямо ему на рог пакета с кофе, что даже чуточку просыпался за шиворот, он пришел к выводу, что отвертку клал вчера на место, вот в эту самую прозрачную коробочку, что так соблазнительно…
- Ага! – и снова, тем же нехорошим огнем зажглись сузившиеся саларианские глаза; уже не в первый раз кто-то из техников – конечно, кто же еще взломает вдверь в его конурку? – брал его инструменты. Итак, можно пойти поискать, а заодно всыпать кому-нибудь метлой, которую он прихватил с собой после уборки. Итак, с метлой наперевес, он пошел по коридорам отделения, полный пламенных намерений выбить из негодяя свою отвертку.
В ангаре, где обычно возились техники, было пустовато. Вернее, никого не было, но Микнарин знал, где искать, и что слушать! Он на цыпочках прошел среди верстаков, стоящих на подпорках карах без двигателей, столов, заваленных технической дребеденью, на звук и запах.
- Э-э-э-эмили, - дружелюбно перегнувшись сверху, с ящиков, и глядя на покрытую светлой шерстью голову самочки хомосапиенс, - ты не брала, случайно, мою отвертку? Такая с ручкой маренового цвета, нет, не брала? А если найду?

От самочки замечательно пахло перегаром, впрочем, как и нынче, в это утреннее – для кого-то – время суток пахло во всем отделении. Похмельные азари и хомосапиенсы источали этот запаха, наводняли им своды и переходы, хоть совай морду в респиратор.
- Оу, это ты верно подметила, что ты человек, - ничуть не обидевшись на тон самочки, улыбнулся Микки, - и, разумеется, ты не единственная, еще… - он повертел пальцами в воздухе, делая вид, что загибает их, свои всего-то три, - еще тридцать шесть хомосапиенсов разных полов могли взять ее, семьдесят восемь азари – разумеется, все одного пола, и двадцать два моих сородича, которые также, как и хомосапиенсы, разных полов, кроганов я не считаю, их слишком мало, чтобы их считать, так вот, они все могли взять мою отвертку, но я пришел к тебе с приветом, кофейком и пистолетом довольно-таки просто так, и, если бы не маячок на моей отвертке, то, поверь, я бы тебя не побеспокоил, - насчет кофейка Микки, конечно же, немного приукрасил, но так звучало лучше, ну и, в конце концов, кто лучше всех в этом отделении варит кофе? Можете не аплодировать, величайший кофевар галактики здесь!
Величайший кофевар галактики поднял левую лапу, на которой засветился омни-тул, кольца голограммы забегали-закрутились, и откуда-то из-за ящиков донеслось приглушенное, а от того еще более гнусавое пением Микнарина.
- «Враааааааагууууу нисдааааёёёёёёооооццааааа наш гооооордый «Варяаааааааааг»!..
- А вот и отверточка, - ласково глядя на самочку, похлопал веками Микки, - зачем бы мне тебя обыскивать, когда, если тебя не затруднит, я по звуку не могу определить, это из твоего комбинезона доносится, или из-за ящика, на котором ты восседаешь? Я даже ничего не выскажу тебе за то, что ты взяла ее без спросу, просто в следующий раз настрою ее на распознавание физиологии, чтобы током била, или делала непристойные прделожения… Кстати, - он удобно вспрыгнул на ящик, прилег на нем, подперев морду лапой, - кофейку-то будешь? Выглядишь, должен заметить, несколько помято, а тебе сегодня еще работать и работать, не так ли? – о, до чего приятно ехидничать над рабами собственной физиологии хомосапиенсами, вынужденными тратить почти треть своей жизни на сон и отдых! Сейчас для него сбегать до своей каморки до кофе не составило бы не малейших проблем, он вообще обожает бегать, он здесь лучший бегун, ну а… о, вся гори-трава мира, ведь эти проклятые азари и хомосапиенсы сломали кофеварку! Ну ничего, кажется, у Эмили здесь найдется горелка, а вот у Микки в его хозяйстве обязательно найдется турка.

- Это не жучок, а маячок, не записывающее устройство, а сигнальное! – радостно пояснил Микнарин. – Вообще-то, я предпочитаю любые свои вещи, вплоть до электрочайника и личного рулона туалетной бумаги, помечать личными индикаторами, ибо сама понимаешь, народу в организации много, прям как у меня – родни, за всеми не уследишь, непременно кто-то что-то да прихватит – я не говорю, что нарочно, ведь я уверен, ты сейчас это сделала абсолютно не нарочно, ну так вот о чем же я? Ах, да, я к тому, что ты возьми, на всякий случай, себе на вооружение мою идею, помечай свои вещи личными маркерами, иначе ищи-свищи космического ветра в пустоте!.. – саларианец неторопливо кивал, скорчив грустную рожицу, печально отвесив нижнюю губу. – А что касается непристойных предложений, то ты не видела тот журнал, который наши восемь центнеров обаяния, Грриххак, сунул за трубу в мужском туалете? Хочешь, покажу? Думаю, непристойные предложения от крогана ты еще не получала? Надо будет записать, кстати, все это, его голосом, - морда Микнарина озарилась новой идеей.
Недовольство самочки его никоим образом не задевало – подумаешь, ему-то не привыкать, вся гори-трава мира тому свидетельница, он и не с таким сталкивался, и ему в принципе, немножечко наплевать, но, видимо, несчастное млекопитающее замучилось в беспощадной хватке похмелья, раз она с энтузиазмом отозвалась о его предложении выпить кофе, и не преминула при этом съязвить – а вот последнее как раз свидетельствовало о том, что с ней все не так плохо, как кажется. Ну, великолепно!
- О, этот болван, вернее, глупая носительница молочных желез, что взялась вчера показывать фокусы с кофеваркой, даже на мгновение не представляет себе, как нужно поступать в таких случаях, и что кофейные ложки, в данной ситуации – не выход, не стоит мастерить из них универсальные генераторы, и уж тем более, ядовитые грибы… дилетантка, - Микки пошевелил лапой в воздухе, показывая, что ни в половинку кредита не ставит ту носительницу молочных желез, оказавшуюся, кстати, азари, которая что-то там пыталась делать с кофеваркой. – Но я предложил бы тебе, пока я отлучаюсь, найти горелку, и разогреть ее – жди, я мигом, - и со сверхсветовой скоростью он рванул до своей каморки, где вмиг схватил турку, пакет с кофе и пару чашек. Вернулся в мгновение ока, и, быстро и аккуратно отодвинув хлам со стола, принялся сосредоточенно отмерять, с аптечной точностью, порции кофе.
- Тебе отпохмельный? – поинтересовался Микнарин у самочки.

Для приготовления как беспохмельного, в данном случае, так ли любого другого, вообще, кофе, требовалась чистая вода, которой, разумеется, здесь быть не могло, разве что техническая могла попасться, но Микнарин с честью преодолел это препятствие-испытание, сбегав до ближайшего ватерклозета; размахивая пластиковой бутылью, роняя с нее капельки, он возвратился в отсек техников, сияя улыбкой от слухового отверстия до слухового отверстия. Горелка уже ждала его гудящим язычком пламени; поставив ее огоньком вверх, и ловко держа над ней турку с кофе, Микки не преминул отозваться на слова Эмили относительно настройки на физиологию – а отчего бы и нет, он всегда рад поболтать, ведь он же Микнарин Аррн, главный болтун отделения «Затмения» на Омеге, добрый-вечер-на-секундочку!
- Между прочим, это крайне легко, - поворачивая турку над пламенем горелки, заговорил Микнарин, - ведь, казалось бы, поверхность можно обмануть.. не знаю, тряпьем, перчаткой, чем угодно тем самым не дав сканеру ДНК сработать, но есть ведь внешние сканеры температуры тела, темпа дыхания, уровня гормонов, ритма сердцебиения! Ведь у меня, например, сердце бьется гораздо быстрее твоего, что обусловлено физиологией, а если ты спросишь о подобном, о сердцебиении, в смысле, азари? Или элкора? Там вообще целая вечности пройдет, прежде чем они ответят тебе на вопрос, и еще две вечности перед тем, как таки родят тебе ответ, минуя все свои мозговые схватки… кстати, живорождение, однако, чрезвычайно неблагоприятный и опасный способ размножения, тебе не кажется? – возможно, Микки вовремя сообразил, что немного не в ту пустошь его увлекло, но, на с самом деле, закипел кофе – вспух приятного цвета коричневой пенкой, запыхал ароматно, переливаясь в стакан.
- Сахар? Сливки? Гори-трава? – Микнарин с готовностью достал блистер с толченой гори-травой. – Прошу, к твоим услугам! Если захочешь что-нибудь перекусить, дай мне знать! – привычка Микки кормить все и вся, равно как и поить кофе всех подряд зачастую смущала, но ответ был достаточно прост – не имеющий возможности служить большому обществу, как, по идее, должен был, не привязанный более в глобальном плане к своему народу, Микнарин этой блинно-бутербродно-кофейной заботой сублимировал собственную расовую потребность во взаимодействии и опеке ближнего.

Предлагая Эмили перекусить здесь, в отсеке техников, при очевидном отсутствии как продуктов питания, так и приспособлений для готовки, Микнарин, вне любых сомнений был абсолютно серьезен! – ведь он был саларианцем, для которого вся жизнь состоит из преодоления трудностей, вся жизнь – борьба, и вечный бой! Покой им только снится! А учитывая, что саларианцы практически не спят, то они, выражаясь и фигурально, и буквально покоя не знают – и потому, радостно просияв на согласие самочки откушать, он стрелой помчался в кают-компанию, к холодильнику. На пути ему встречались препятствия в видел лестниц и гуманоидов, ящиков и каких-то ручных животных, но он был неумолим и стремителен в своем отчаянном порыве-желании насытить-накормить страждущую Эмили. А почему бы и нет?
Он возвратился стремительно, нагруженный принадлежностями для готовки, как то: мини-сковорода, заранее приготовленное тесто для блинов, лопатка и пара тарелок; навис над горелкой хищником, ставя ее огоньком вверх, и водя над ней сковородкой, словно какой-то таинственный заклинатель. Пропахшая техническими запахами, машинным маслом и прочим мастерская вмиг наполнилась чудесными ароматами не только свежесваренного кофе, но и свежежарящихся блинов; Микки орудовал сковородкой ловко, и очень скоро румяный блин плюхнулся на тарелку перед самочкой хомосапиенс, которая как раз задала невероятно интересный вопрос относительно самого Микки, хо-хо, добрый-вечер-на-секундочку, до чего редко ему задают подобные вопросы, это же с ума сойти! Обычно мало кому нравится бесконечная, непрекращающаяся миккиболтовня, а тут Эмили сама решила задать ему вопрос! О, это, поистине, стоило искренней, невероятнейшей признательности, в чем он не замедлил заверить самочку.
- Оу, это так приятно, что ты меня спросила! – тараторил Микки, поворачивая сковородку, очередной блин на которой уже следовало перевернуть – что он и сделал, даже не используя лопатку, просто подбросив его на сковороде. – Мой народ… у-у-у-у, ну, ты все, разумеется, можешь узнать в экстранете, с этим никаких проблем, уж поверь мне, а вот по части домыслов и глупых слухов я тебе буду готов уточнить, со всем моим удовольствием. А я… а что же я?..
За возней с блинчиками Микнарин пытался скрыть чувство, ему в принципе, незнакомое, а именно – смущение. Вообще-то он сам всегда рассказывал о себе, своей семье, и прочих глупостях, и, как правило, когда его никто об это не спрашивал и уж тем более не просил, а здесь же ситуация была довольно-таки непривычной – но он крайне быстро справился с обуявшим его чувством, и ловко метнул на тарелку Эмили уже готовый блинчик.
- То, что мы теплокровные яйцекладущие амфибии с исключительно быстрым метаболизмом, и коротким сроком жизни, ты, вероятно, уже знаешь, - Микнарин мог бы выдать на-гора тонны и тонны информации о саларианской физиологии, мировоззрении, мироустройстве, способах ухода за рогами и методиках чистки зубов, но это не очень хорошо поведало бы о нем самом – или наоборот?
- Живем мы недолго, я, например, уже прожил две пятых отпущенных мне природой лет – мне шестнадцать, и по меркам своего народа я считаюсь мужчиной в расцвете сил и возможностей, хотя мои братья, уж поверь мне, презрительно скривились бы, все, как один – а у меня их пятеро – так вот, скривились бы, достигни сейчас мои слова их слуховых отверстий. Они все – достигли, по словам моего многоуважаемого папеньки, немалых высот в этой жизни, а я прекрасно пеку блины, и счастлив этим! Видишь ли, папаша однажды вбил себе в рога, что является потомком члена Лиги Единения, и ты знаешь, мне нравится эта идея – слышала что-нибудь о Лиге, кстати?

Жест Эмили, это ее покачивание головой влево-вправо, был довольно-таки однозначным, хотя с этими хомосапиенсами сложно быть в чем-либо уверенным – еще во время своего обучения в Академии ГОР, Микнарин проштудировал немало информации и литературы относительно культуры людей, особенностей человеческих взаимоотношений, а также языка их тела, последнему в ГОР вообще уделялось крайне исключительное внимание, ибо знание языка тела – часть, буквально, саларианской культуры, так вот некоторые хомосапиенсы, будучи родом из определённых областей своей планеты, иными словами, имеющие национальность, как то, в данном случае – болгары, качали головой, давая утвердительный ответ, и кивали, отрицая! Интересно, а Эмили – не болгарка? Нет, ее имя и фамилия прямо указывают на англосаксонскую принадлежность, так что болгаркой она вряд ли может быть… Кстати, ведь кажется, так называется еще и пила, хо-хо! – но молоденькая самочка хомосапиенс не походила на пилу, никак. А было бы забавно! Но все-таки, интересно, что же она хотела сказать своим покачиванием головой? – наверное, все-таки отрицала, вернее, подтверждала отсутствие информации о Лиге Единения в своей голове. Микки немедленно просиял, и приготовился рассказывать – оу, вот это уж он любит, да-да!
- Посмотри на меня! – Микки покрутился на одной лапе, обежал вокруг горелки, не убирая от пламени сковороду, и отставил в сторону опустевшую турку – он долил в кружку Эмили самый крепкий, самый мощный кофе. – Я знаком с представлениями большинства рас о силе , и, как ты сама можешь заметить, на крогана или элкора я мало похож, как и любой из моих сородичей. Но, согласно вашей человеческой поговорке, «сила есть – ума не надо», и эту же самую поговорку можно, так сказать, отразить – то есть, «Есть ум – не надо силы», и причем здесь она будет исключительно в положительном ключе, а не пренебрежительном. Итак, моя раса не очень сильна физически, живем мы недолго, но зато наш интеллект позволяет нам обходить любые другие расы, похваляющиеся своей силой. И Лига Единения была символом саларианского ума, изворотливости и ловкости! Двенадцать агентов, лучших из лучших, тех, кто держал в своих лапах судьбу Саларианского Союза! Отважные и хладнокровные шпионы, хитроумные и безмерно талантливые, способные удержать мир от галактической войны всего лишь парой фраз, или строк кода – да-да, я не шучу! Мы живем недолго, но именно осознание собственной недолговечности заставляет нас использовать каждый час, каждую минуту и секунду нашего существования на что-то нужное, на необходимое! Разумеется, я так и делаю, ведь я воспитан своим достопочтенным батюшкой, экс-агентом ГОР, только вот я делаю это не в рамках служения Саларианскому Союзу, а более, так сказать, локально – в рамках этого отделения организации «Затмение», конкретно – в отсеке техников, еще более конкретно – стою со сковородкой над горелкой, дабы накормить одну небезызвестную тебе самку хомосапиенс. Не знакома с такой – Эмили Ховард? – он подмигнул девушке. – Мой достопочтенный батюшка желал, дабы я пошел по его стопам, и тоже стал агентом ГОР, прообразом которой, и была Лига Единения, от которой, якобы, род Аррнов и ведет свое происхождение – ну, папеньке так кажется, ну да и гори-трава с ним, пускай кажется. У него еще пятеро сыновей, они прекрасно послужат Союзу, а кто накормит блинами и напоит кофе Эмили Ховард? Покажи мне его? Вот, больше некому, значит я тут на своем месте! – он широко улыбнулся. - И ты на своем месте, ибо кто ел бы сейчас мои блины, если бы не ты?

- Оу, неужели и тебя не миновал так называемый конфликт «отцов и детей»? – с интересом повернулся Микнарин к самочке хомосапиенс, выливая остатки теста на сковороду. Поистине, все-таки жаль, что они не в кают-компании, где невероятно удобная лично микнаринова плитка испекла бы блины еще быстрее и вкуснее, уж Эмили бы непременно оценила разницу, и не вероятно жаль, что ей сейчас приходится есть блины, приготовленные на газовой горелке. Но! член организации доволен, сыт, накормлен, напоен кофе… оу, кофе-кофе, кажется, ему тоже не повредит немного кофе!
- Ты не выглядишь слишком трусливой, честно говоря, так что я немножко не возьму в толк, отчего же ты сдрейфила? Ведь в «Затмении», может, дисциплина… оу, тебя беспокоила дисциплина в Альянсе? Ведь быть наемником, в общем-то, тоже опасно, да о чем я говорю, «в  общем-то»! – это опасно! Но и весело, неужели ты пришла сюда за весельем? – саларианец лукаво сощурился, вновь берясь за турку.
- И ты знаешь, разговоры о конфликте «отцов и детей», все эти причитания и прочее, честно говоря, масштабы проблемы несколько преувеличивают – честное слово, я до сих пор превосходно общаюсь со своими родственниками, и меня за мой выбор, кроме, пожалуй, папаши, никто и не осуждает – да и он, в общем-то, тоже перестал это делать, смирился, и из двух зол выбрал пятерых моих братьев, которые все сделают, как скажет он. Видишь ли, мы, саларианцы, живем недолго, но наш высокоразвитый интеллект позволяет нам не быть заложниками собственного бытия и физиологии, а между тем, это свойственно большинству долгоживущих видов. Мы рано осознаем себя, и, поскольку лишены некоторых инстинктов, можем тратить гораздо больше времени на вещи более полезные, нежели, например, гормональное буйство, период бунтарства, как это свойственно большинству разумных теплокровных… Мы не испытываем переживаний, называемых «любовными», нам ни к чему половое влечение, и именно поэтому я говорю об этом открыто; вопрос размножения для нас – это только подпись на договоре, хотя, несомненно, саларианец, сумевший заключить подобный договор, должен обладать значительным влиянием. И, полагаю, это не мой случай, но если ты думаешь, что я переживаю, то ты ошибаешься – все это ерунда, переживания, любовь-влечение… я считаю, что настоящая дружба, и чувство локтя гораздо важнее всей этой чепухи, которой вы, в частности, хомосапиенсы, забиваете свои лохматые головы. А как считаешь ты? – пока Микнарин болтал, кофе успел вскипеть новой порцией, и был уже торжественно разлит по кружкам. Горелка остывала, блины высились идеально ровной стопкой, было вкусно, и единственное, что вызывало у Микки опасения, так это то, что сейчас сюда могут заявиться прочие члены организации, привлеченные вкусными запахами, и звуками его болтовни.

Микки весело сощурился, коротко подрагивая нижними веками – до чего же забавны эти заблуждения практически любого из разумных видов Галактики! - думать, что если кто-то чем-то обделен, то это означает, что он ущербен, или недостаточно хорош, или, по меньшей мере, сожалеет. Не так, не так! – высокий уровень интеллекта позволяет саларианцам не только осознавать себя полностью в крайне раннем возрасте, но и уметь применять полученный опыт на практике.
- Нет, никогда! – подмигнул он Эмили. – Мне попросту незачем, ведь я, слава гори-траве, был подвергнут классическом импринтингу в момент вылупления – знаешь, что такое импринтинг? Проще выражаясь, это первой впечатление. Первый отпечаток – так вот, когда мы вылупляемся из яиц, саларианцы, то первое, что мы видим – далатресса, которая и говорит нам, что в этом мире верно, что важно, а что – неверно. И уж поверь, у нас хватает времени, и, главное, мозгов для того, дабы потом, уже будучи взрослыми, поразмыслить над этим. Чаще всего мы соглашаемся с тем, что было нам сказано в самый первый раз, когда наши слуховые отверстия только-только очистились от внутрияйцевой слизи… Но есть и исключения. В самой лучшей программе случаются сбои, вот как я, например – сбой в программе, да и ты, пожалуй, тоже, - вытянув губы трубочкой, Микки звучно отхлебнул кофе. – Так просто оставить свою родню, а ведь вас было всего двое. Нет, положительно, живорождение – ужасный способ появления на свет! Но я-то, я, сбой в программе, я же просто ушел, но у отца и клана остались аж пятеро моих братьев! А что осталось у твоих родителей? – он наклонил голову, с любопытством глядя на девушку.
- Ты только не подумай, что я пытаюсь как-то нажать на твою совесть, или что-то в этом роде – ты приняла решение, а жизнь есть жизнь. Плохо, если твои родители стагнируют, разумеется, или горюют о принятом тобой решении, ведь это исключительно бесполезный способ времяпрепровождения. Видишь ли, мой народ, столкнувшись с нравственной проблемой, чаще всего просто живет с ней – что толку тратить себя на переживания? Сделай вывод и стань лучше, как говорили все мои предки. Не трать время попусту, говорили они, у тебя его слишком мало. Будь полезен там, где ты есть – и, если мы двигаемся вперед, вернее, когда мы двигаемся вперед, это обусловлено разумом, и совокупностью потребностей. Надо для того-то и того-то, будет лучше там-то и сям-то, если я стану тем-то. Это и есть основное отличие саларианцев от всех известных разумных рас галактики – вы безрассудны, а мы – рассудочны. У нас есть чувства, но они никогда не позволят нам потерять рациональность. Это спасает жизни, это неоднократно спасало саларианскую цивилизацию. Наш кровяной насос, - Микки, улыбаясь, постучал себя по впалой груди, - перекачивает кровь. У него слишком короткий срок работы, чтобы имело смысл нагружать его еще и какими-либо чувственным переживаниями. Но даже саларианскому кровяному насосу становится приятно, и он начинает лучше работать, если обстановка благоприятствует. Когда окружающие его настроены благожелательно, и хотят еще кофе? Ты хочешь еще кофе?