- Хэй… Хэй, приятель, ты как? – чей-то голос в темноте звучит довольно дружелюбно, но глухо, словно через подушку. Наверное, стоит попытаться открыть глаза, чтобы понять, где находишься, и кто с тобой разговаривает. Сквозь щёлочки приоткрытых век пробивается яркий естественный свет и, немного загораживая его, фигура человека, которого сложно разглядеть, всё будто в тумане. Голова трещит, словно после похмелья… А было ли у когда-то это похмелье? В горле пересохло, язык, словно наждачка, скребёт по нёбу, благо, не шуршит как вышеупомянутое изделие.
- Пить, пить, - прохрипел только что очнувшийся, снова закрывая глаза и откидывая голову назад, заставляя себя лежать. Жутко мутит, такое ощущение, что всё вокруг пляшет в бесконечном водовороте, стоит посмотреть на мир… Где он? И, самое главное, кто он? В голове нет никакой предыстории к этому моменту, словно он только что родился, а вся память – чистый лист. Как зовут? Сколько лет? Где живёт? Есть ли родители или домашнее животное? Профессия или, может быть, любимая жена? Нет ответа. Он не знает.
- Чувак-чувак, давай, пей, мелкими глотками, иначе захлебнёшься тут у меня, - тот же самый человек с уже знакомым голосом приподнял полуобморочного, поддерживая его голову. Пересохшие от горячего дыхания, потрескавшиеся губы находят напиток в стакане. Вода. Простая вода, пресная, довольно чистая. Первыми глотками всё-таки захлебнувшись от жадности, мужчина давится, фыркает, проливает добрую часть на грудь, затем с хрипом и бульканьем где-то в горле допивает остатки.
- Приятель, живой теперь? Оклемался? Хвала небесам! Ты нас напугал, ох, как же ты нас напугал! – продолжал, тем временем, тихо бормотать спасатель, забирая из рук хворающего уже пустой сосуд. Движения у него быстрые, скорые, поспешные, видно, что по натуре этот парнишка –живчик.
- Спасибо, - второму человеку явно полегчало после воды. Голова кружилась уже не так сильно, давая возможность присесть, закрывая голову руками, пряча глаза от яркого света, бьющего из узкого окна, - к-кто я?
Странный вопрос, но другого шанса разобраться хотя бы в этом у него, возможно, больше не представится. Приподняв голову, мужчина с надеждой посмотрел на единственного человека, находящегося в комнате и, поймав на себе его взгляд, полный жалости, тряхнул головой и прищурился, ибо несоизмеримо длинная чёлка тут же залезла в глаза.
- Сэм, ты сейчас шутишь? – взглянув на товарища ещё раз, и не углядев в его взгляде ни доли юмора, мужчина покачал головой, с беспокойством разглядывая очнувшегося, - Что, правда не помнишь? Я – Алекс, твой лучший друг, между прочим… Тоже забыл? Тебя зовут Сэм, мы работаем на…
«Сэм, Сэм, Сэмми, Самуэль», - парень повторял про себя на разные лады имя, которым его называют. Внутри ничего не ёкнуло. А должно? Как должно быть? Что надо чувствовать?
- … стройке, там ты упал, стукнулся головой, сверху ещё тебя придавила лестница, и вот ты здесь, - продолжал трещать над ухом парнишка, - ты вообще ничего не помнишь из этого?
Новоиспечённый Сэм отрицательно затряс головой. Ладно, с именем, с грехом пополам, разобрались, а что дальше? Голова болит, потому что стукнулся, туман в ней из-за того же… Спасибо хоть тут есть этот Алекс, который вводит его в курс дела. Такое вообще нормально? Сколько существ страдает амнезией в этом мире? Сколько из них излечивается? Почему вместо абсолютно всех воспоминаний чёрная дыра? Так же не должно быть, он должен помнить хотя бы что-то, ведь так не бывает, чтобы раз и насовсем, без каких-либо зацепок.
Парень огляделся, стараясь ужиться с мыслью, что это должно быть ему знакомо. Узкие окна странной продолговатой формы, сужающиеся каплей, с россыпью витража сверху и по краям, небольшая комнатка представляла собой четырёхугольное помещение с умывальником в углу и тремя лежаками по трёх других, больше напоминающими старинные матрасы, на подоконнике утыканная окурками пепельница, всем своим видом говорящая, что обитатели этой комнаты – мужчины. В одном из углов комнатки-платяной шкаф, вмонтированный в стену – вот и всё убранство. Видел ли он это раньше? Память не давала парню сказать это наверняка. Двоякое ощущение...
- Совсем плохо, приятель? – Алекс склонился над другом, пытаясь, видимо, понять, насколько у последнего развилась болезнь Альцгеймера, - может, ещё водички?
- Не надо, - Сэм поднялся со своего матраса, всё ещё удивлённо рассматривая окружение, - я просто… кажется, совсем ничего не помню. Алекс… Алекс, да ведь? Кажется, я очень сильно приложился головой... Мне нужна помощь. Может быть, врач?
- Наш врач три месяца как спился, чувак. Он тебе сейчас, разве что, красный песок пропишет, - названный друг растерянно пожал плечами, - нет у нас никого, сами себе лекари-аптекари. Но твоя беда мне не нравится, можем обратиться к главному в нашей бригаде. Но, если не помнишь, он суровый мужик, если попадём под горячую руку, то и по голове настучит.
Сэм, тем временем, приблизился к зеркалу, что висело над умывальником, рассматривая отражение. Человек, глядящий на него с поверхности стекла, казался смутно знакомым. Длинноватый нос, близко посаженные глаза, родинка под левым глазом. Вряд ли пользовался большим спросом у женщин. Включив подачу воды прямо на автопилоте – вверх и влево горячая, вправо - холодная (пользовался такими смесителями раньше?), парнишка плеснул жидкость на лицо, словно она могла привести его в чувство и дать осознание реальности. Не помогло, зато освежило. Кондиционеров в комнатке нет и, кажется, отродясь не намечалось, поэтому в воздухе висит неимоверная духота, от которой сразу же на спине и висках проступает пот, а длинная чёлка прилипает ко лбу, мокрыми прядями забиваясь в глаза.
- И что теперь делать? – спросил он не у друга, это был, скорее всего, риторический вопрос к самому себе. И правда, как поступать дальше? Как можно адекватно оценивать всё вокруг, если сам не знаешь, кто ты? На секунду показалось, что голова сейчас взорвётся от накопившихся за довольно короткий промежуток времени вопросов, но она, видимо, была сделана из высокопрочных материалов, поэтому выдержала. Пока что выдержала… Приподняв руку левой руки (левша?), он ощупал голову. Пальцами на затылке парень нащупал внушительных размеров шишку, тут же занывшую при касании.
Лицо его приятеля на несколько секунд исказилось мыслительными процессами, в голове закрутились шестерёнки, затем внезапно просветлело:
- Придумал! Я покажу тебе всё вокруг, проведу по всем местам, так сказать, в которых ты часто был, а ты, уже походу дела будешь вспоминать, авось что-то да в голову придёт… Как тебе идея?
Сэм сжал пальцами виски и простонал от неприятных ощущений:
- У нас нет другого плана? Может, таблетки есть какие против такого?
Алекс отрицательно замотал головой, разводя руками, всем своим видом показывая, что такого в его арсенале не предусмотрено, да и вообще вряд ли даже в фантастических фильмах найдётся.
- Ладно, идём, раз всё настолько плохо, - в последний раз глянув в висящее на стене зеркало, парень отошёл от него, направляясь к единственной двери – саму очевидному выходу из комнаты.
- Ну, это, как ты понял, была твоя комната. Сто тридцать восьмая, если боишься заблудиться или забыть, лучше запиши.
Яркий свет, ударивший в глаза сразу же после полутёмного помещения, заставил зажмуриться и зевнуть от неожиданности. Непривычно. Приспособиться к яркому освещению удалось только через несколько секунд, после чего можно стало осмотреться, оценить виды и антураж и, к сожалению, понять, что ничего из того, что охватывает глаз, парень не помнит. Они стояли в месте, чем-то напоминающем веранду в летнем саду какого-нибудь дома. По правую руку тянулся длиннющий ряд одинаковых дверей вроде тех, из которых Сэм с Алексом только выбрались, отличающихся лишь нумерацией на створках, по левую – перила небольшой веранды, что от земли пол поднимала на пару-тройку ступенек и вела на внешний двор, заполненный раскидистыми деревьями, названий которых парень не знал, хотя, возможно, дело было в амнезии. Тихий шелест листвы перемешивался с приятным, лёгким запахом свежей травы и пением диковинных птичек, что прятались в ветках. Отсюда их сложно было разглядеть, но они были маленького размера и разных расцветок: зелёные, жёлтые, голубые, розовые, фиолетовые, оранжевые. Неосторожные и счастливые, они носились в листве пёстрым хороводом с такой скоростью, что глаз еле-еле улавливал в этом вихре маленькие продолговатые тельца. Откуда-то тянуло свежим ветром, предугадывалась близость водоёма.
- Где мы? – Сэм вдохнул пряный запах цветов малинового оттенка, что росли прямо перед лестницей, покачивая крупными головками на стройных ножках в такт дуновениям ветра. Босая нога ткнулась в траву.
- Это наш дом. – Алекс указал пальцем пятиэтажное здание, из которого они вышли, - здесь мы, преимущественно, спим.
- Нет, что это за планета?
- Камала. Мы работаем на наместника великого батарианского Короля на этой планете.
- Батарианского?
- Ооо, ты скоро узнаешь, что они такие, не переживай. Если обернёшься и разуешь глаза, то увидишь королевский дворец, туда-то мы и направляемся.
Сэм обернулся. И правда, на большом холме возвышалось величественное здание построенное, будто, в угоду чьему-то самолюбию. Скорее всего, подобная махина видна очень издалека и закрывает своей тенью не один квадратный метр леса и сада. Огромный, светлый, по сравнению с их бараком он выглядел просто королём на фоне нищего, просящего милостыню. Идти до него всего ничего, но оба здания, как заклятые друзья, стояли, вроде бы, вместе, а вроде и порознь, словно влюблённые на первом свидании, боящиеся подойти друг к другу.
- Чем мы занимаемся здесь? Где работаем?
- Господин наместник собирается построить усыпальницу для себя. Как известно, к такому событию, как смерть, нужно готовиться заранее, вот он и делает всё так, чтобы после смерти не было стыдно, - пояснял Алекс, ведя Гарретта по узкой каменной тропинке, прогретой за день солнцем и змейкой убегающей вверх, меж деревьев к великолепному зданию, - Мы работаем на строительстве почти сутки. Нам не так повезло, как, например, Рамилу, хотя, тёпленькое место в обмен на гениталии – это очень двоякая выгода, палка о двух концах, знаешь ли, я б себе такой участи не хотел.
- Ммм? – ничего не понявший Сэм, заглядевшийся на цветок, который, завиваясь, обхватил ногу, стоило только остановиться, упустил последнюю фразу для своего понимания.
- А, да, я забываю, что ты головой ударился, - Алекс хлопнул себя по лбу, затем, резко ухватив растение за стебель, сильно дёрнул, вырывая его из земли, - цыц мне тут, зелень. А ты чего не следишь? Этой штуке только волю дай, она тебя обмотает коконом и переварит живьём. Смотри, вот тут у них колючки, дотянутся ими до шеи – останешься без нескольких литров крови… - откинув от себя с виду безобидный стебелёк, парнишка продолжил, - так вот, о Рамиле. Наверное, заметил ещё один матрас в нашей комнате? Там он спит. Первые дни тоже с нами на стройке работал, а потом понял, что не для него это, тяжело слишком. А потом в один прекрасный день пришли коменданты, что-то там случилось с охранником в гареме, вот они и предложили: «Хотите, ребятки, хорошей жизни? Оттяпаем вам ваше достоинство, и будет вам небо в алмазах да ананасы в шампанском». Он ночь думал, а наутро согласился, теперь охранник. Работка непыльная, в ночную смену, ничего не делает, с бабами болтает всю ночь, утром отсыпается, весь день свободен, вот лафа, а не жизнь, етить его за ногу.
Сэм попытался найти в своей памяти хотя бы один из тех эпизодов, которые ему сейчас описывал друг, но натыкался на толстенную чёрную стену. Он физически ощущал, что за этим ограждением, если его сломать, будут воспоминания, светлые и яркие, вся его жизнь, но проблема состояла в том, что не было в этой стене даже маленькой щёлочки. А сознание, не имея другой опоры, ударялось об эту стену, выстраивая небольшую и тонкую логическую цепочку из того, что говорил Алекс.
- Почему он не ушёл, раз не справлялся? – задал Сэм вполне логичный вопрос, вытекающий из рассказа.
- Да некуда нам идти. Здесь крыша над головой, еда и работа стабильная, а кем мы были до того, как сюда попали? – друг промолчал, оставляя время для ответа, затем, понимая, что от Сэма ответа не последует, вздохнув продолжил, - бродягами на Земле. Некуда нам топать, никто нас не ждёт там кроме Службы Безопасности, которая, думаю, камеры в тюрьме нам уже приготовила.
- Мы делали что-то нехорошее? – в сознании снова тупик. Чёрная стена начинает обступать со всех сторон. Неужели вообще ничего не вспомнить? – За что нам клетка?
- Мы с тобой подворовывали, приятель, грабили, когда совсем тяжко было, взламывали кой-чего, - Алекс махнул рукой куда-то вперёд, - Ну, вроде бы, мы пришли…
«Сэм. Левша. Строитель. Бродяга. Преступник… Пока что я сам себе не слишком нравлюсь», - парень почесал затылок, следуя за приятелем.
- Куда именно мы направляемся?
- Время обеда, приятель. Сегодня ты освободил нас от работы, но за это завтра придётся отпахать две смены подряд, от рассвета до заката. Это долго, но выжить можно, мы перетопчемся как-нибудь.
Они, сквозь большие ворота, сейчас распахнутые настежь, попали на внутренний двор замка. Если само здание, как объяснил Алекс, им посещать запрещалось, то огороженный со всех четырёх сторон двор напоминал огромный разномастный курятник, видимо, благодаря времени обеда. Ели такие, как они, как оказалось, прямо под открытым небом, сидя на земле, а пищу получали в плошки от находящегося на раздаче безмерно толстого человека, что не жалел порций, наваливая всем какой-то странной жижи от души.
- Гадость эту есть невозможно, приятель, сам понимаешь… - шепнул ему на ухо Алекс, затем, схватив из общей кучи тарелку, свернул на веранду с нагловатым видом, словно так оно и надо.
- Что ты делаешь? – зашипел Сэм, но, оставшись без проводника, немного растерялся, затем, почувствовав, что одному тут совсем уж тяжко, оглядевшись и ничего и никого вокруг, обращающих внимание на двух строителей, не заметив, двинулся следом за приятелем.
- Не будь трусишкой, Сэм, мы так всегда делали, пока тебе память не отшибло… Топаем-топаем, пока не хватились, минут через двадцать пять вернёмся, тогда очередь рассосётся как раз. Сегодня у нас день расслабления, почему бы не использовать его на всю катушку? Только не попасться бы на глаза кому-то из комендантов, иначе получим плёткой по загривку.
Они торопливо шли по огороженной от двора веранде, когда Алекс вдруг зашипел «Опусти голову, глаза вниз», после чего замешкавшемуся парню показалось, что он ослеп. Резь в многострадальных глазах заставила Сэма зажмуриться и поневоле наклонить голову, останавливаясь. Насколько он успел разглядеть, это было какое-то существо в длинном балахоне, которое вели под ручку. Проходя мимо, сопровождающая как бы невзначай ткнула парня локтём в живот, заставляя преклониться сильнее.
Когда процессия двинулась мимо, упрямый Сэм, прищурившись, кинул взгляд назад, почувствовав, что «балахон» тоже на секунду задержался в желании повернуться и рассмотреть его.
- Кто это? – отводя слезящиеся глаза в сторону, парнишка часто-часто заморгал, пытаясь восстановить зрение.
- Лучше бы спросил «что это?» - Алекс поднял голову и, убедившись, что больше ни перед кем кланяться не надо, продолжил путь, на ходу поясняя, - Подарочек наместнику ведут.
- Не понимаю… Как живое существо может быть подарком? - голове происходящее немного не укладывалось.
- Так, ладно, давай в стиле энциклопедии для особо одарённых… Сейчас наше начальство в разъездах, именно поэтому мы и имеем полное право похозяйничать с кухаркой, ибо из высоких шишек во дворце никого. Не будет их ещё дней семь… Прилетает из своих странствий наш господин обычно не в духе, велит всех казнить, а любителям лизать задницы это не на руку, поэтому они и ищут ему, хе-хе, подарочки… Наш главный любит «девочек-с-пломбой», понимаешь?
Сэм отрицательно замотал головой, стремительно пытаясь переварить хотя бы ту информацию. Что уже поступила.
- Ооо, чувак, кажется, лестницей тебя хорошенечко приложило. Надо сказать, соображаешь ты туго теперь.
- Ну, у меня есть оправдание для этого, поясни мне.
- А чего тут объяснять… Кому-то нравятся горячие дамочки средних лет, кому-то молодые нимфоманки, а кого-то тащит, когда под ним кричит от боли девочка, до этого не знавшая мужчин, так понятнее? Наше начальство из последних, причём он знатный садюга, надо сказать. Чем громче кричит «подарочек» от боли, тем ему кайфовее. Не знаю, что он там с ними делает, но к человеческим женщинам он относится с особой жестокостью. У него куча батарианских жён и наложницы разных рас. Родить батарианца человеческой женщине невозможно, они все гибнут при родах, поэтому гаремы не переполняются. Детей от азари, как нам говорили, сбрасывают со скалы и…
- Пожалуйста, прекрати… - лицо Сэма исказила гримаса от одной мысли, что там может происходить. Ужасно… как они все могут жить спокойно с осознанием того, что вот сейчас мимо прошёл кусок мяса, который в скором времени бросят злому хозяину, чтобы он пытал и насиловал её, пока она не умрёт в родах в конечном итоге? Как вообще с таким можно смириться в обществе? – этот… подарок – человек?
- Да, смотрел бы на руки, понял бы. Они всегда открыты, что показывает чистоту «подарочка», это единственное, что может показывать чужая женщина окружающим. По цвету кожи и количеству пальцев я тебе скажу, что эта девушка – европеоидный человек. Но, расслабься, ты её всё равно никогда больше не встретишь. Зачем переживать за девчонку, которую ты даже не знаешь?
- Всем здесь разве наплевать на такое?
- Традиции не перепишешь, чувак… Не нам с тобой решать. Хотя, знаешь, будь я богачом, окружил бы себя тоже кучкой девственниц. Без насилия, само собой…
Далее Сэм шёл в подавленном состоянии, почти не слушая болтливого дружка. Если он жил в этом обществе довольно долго, смущали ли его эти законы до амнезии? Как он вообще нанялся сюда? В какую крайнюю бедность и безысходность был вогнан, чтобы подписаться на подобную службу?
Из тёмных мыслей, что роились толпами в голове, его вырвал звук, напоминающий горн. Насколько Сэм понимал, это был первый из трех сигналов, про которые Алекс говорил чуть раньше, характеризуя их как "сигналы перемены смены".
- Мы пришли, - почти синхронно с ним объявил Алекс, открывая дверь, ведущую, кажется, в кухню, затем его внимание тут же переключилось на полноватую, но фигуристую девицу, что обернулась к ним, отведя взгляд от плиты. – Привет, Мэри, дорогая моя ватрушечка, что у нас сегодня из съедобного?
В два прыжка преодолев расстояние до девицы, Алекс, схватив её за талию, притянул к себе. Мэри, жеманясь и хихикая, оттолкнула его, но без особого энтузиазма, видимо, подобного рода внимание было для неё не впервой, и ей нравилось.
- Есть остатки салатов с завтрака больших шишек, если хотите… Вы с…
- Сэмом…- подсказал забывчивой девице приятель, дуя ей в ушко.
- Да, с Сэмом очень голодны? – Мэри хихикнула, но уже с ещё меньшим сопротивлением, - просто можно и остатков с обеда подождать, они скоро будут.
Чувствуя, что он тут немного не к месту, Сэм, прихватив яблоко из большой корзинки и пробормотав что-то вроде «Что-то мне есть не хочется, я тебя, Алекс, на улице подожду», парень протиснулся к выходу, слыша за спиной приглушённое бормотание друга и хихиканье девицы. До новой смены оставалось ещё два гонга, но народ со двора уже потихонечку рассасывался. Теперь можно было разглядеть красивый фонтан, что бил в центре площадки, из которого парочка парнишек жадно хлебали чистую воду, зачерпывая её пригоршнями. В противоположном конце большой площадки лежала куча старого тряпья. Пока Сэм размышлял, каким образом эти тряпки тут оказались, оно вдруг шевельнулось, и парень понял, что это человек. Тощий, измученный, одетый в рваное тряпьё, он из последних сил бормотал что-то невразумительное, размахивая тонкой рукой, словно бредил. Слов разобрать не удалось, а спустя пару минут к нему подошли двое четырёхглазых инопланетян, которые, видимо, и назывались батарианцами, и, подхватив зв руки, потащили куда-то.
Не имея сил разглядывать эту картину, парень отвернулся. Несмотря на внешнюю прилизанность, данный мирок Сэму нравился всё меньше и меньше, уж слишком много в нём было двойных донышек, во многих из которых он ещё не разобрался, но от них парнишку уже заранее мутило.