Сознание предательски утекало в пятки. Медленно и верно, вместе с кровью, все ниже и ниже. Кианнэйт старалась сидеть спокойно, пусть даже в какие-то моменты было щекотно. Кто бы мог подумать, именно щекотно, и это от прикосновения ненастоящий рук, металлических, искусственных, лишенных нервных окончаний.
Это было жутко, но это же и завораживало. Миллионы аллюзий ко всем синтетикам Космоса сводились к тому, что эти руки должны убивать, но нет. Эти руки здесь. На ее теле. С другими намерениями, или же завуалированными. Проступающий румянец на светлом лице выдавал все удовольствие, которое получала ирландка от нелепости ситуации.
Ощущения, само собой, отличались от того, если бы ее внезапным любовником оказался кто-то из органиков. Все же отсутствие кожного покрова, более мягких мышц и прочего несколько смущало, - твердый, тяжелый металл, даже гибкий в искусственных суставах, все равно вызывал на рецепторах букет совершенно новых, острых ощущений.
И только когда руки Меркурия задержались на ее груди, женщина относительно пришла в себя, удивляясь тому, как тело продолжает поддерживать в себе всю остроту этих пресловутых ощущений. Думалось Кианнэйт, что если она сможет забыть, что Меркурий – искусственный интеллект, то разницы она уже и не заметит. И даже если это было не так, терять подобную пикантность рыжая не хотела.
Сейчас, когда женщина все же сумела открыть глаза (хотя веки все равно опускались), выровнять дыхания и взять под контроль собственное же тело, она подумала, что оставить без внимания самого Меркурия будет кощунством. Сознание Кианнэйт возмущалось и отказывалось, но тяжело было отказаться от той мысли, что внешний облик тела Меркурия выглядел… если не привлекательно (в самом частном понимании этого слова), то уж точно эффектно. Сохранив за собой любопытно довольное выражение лица, ирландка, поддаваясь рукам-манипуляторам, еще чуть-чуть подалась вперед, даже не удивляясь теперь своему изгибу. Ей хотелось коснуться шеи, плеч, тех мест, где кожа была совсем как настоящая, - и даже на ощупь. Конечно, теперь, когда Кианнэйт знала, что это лишь подделка, она как будто бы чувствовала разницу, но решила оставить все это для педантов. Ее руки скользили по корпусу мужчины более уверенно, поддевая иногда кожу ногтями.
Ладонь непроизвольно легла на то место, где, вероятно, когда-то было сердце еще Скотта. Рядом друг с другом стыковались органическая (хотя бы визуально) и синтетическая материи. И все это там, где должна теплиться и биться жизнь. Это было странно. Не странно сносить головы синтетикам, гетам, роботам-охранникам и прочим, кто напрямую исполняет свои функции. Странно оказаться на коленях у одного из таких, полуголой, под излишне трепетными прикосновениях стальных рук. Как уже говорилось, Кианнэйт действительно любила редкие и острые ощущения.
Вдумчиво глядя на лицо Меркурия, женщина ловила себя на мысли, что действительно хочет попробовать. Попробовать все это. Игра-эксперимент набирала новые обороты. Интересные повороты, так сказать.
Указательный палец Кианнэйт прошелся поперек груди Меркурия, строго по шву между кожей и металлической вставкой. Нет, стоило признать себе, это выглядит обалденно. Разумеется, это не та вещь, о которой говорят в обществе вслух, но Меркурий, кажется, должен об этом знать.
- Изумительно, - восторженно прошептала рыжая, - Просто потрясающе.
Когда руки Меркурия оказались на ее лице, ирландка подняла голову, чтобы смотреть прямо перед собой.
Выжидающий взгляд. Ожидающий взгляд. Не иначе как что-то задумавший взгляд.
- Draíochta, - уже на ирландском повторила она, - iontach, gach dteagmháil - cosúil le snáthaid faoi an gcraiceann.
Или Меркурий никогда не узнает, что она сказала, - и тогда небольшая шалость удастся. Или же у него есть модуль земных языков, и тогда ее шалость удастся вдвойне. Облизнув пересохшие от горячего дыхания губы, ирландка всем телом придвинулась вперед, плотнее сжав коленями Меркурия. Это будет очень, очень интересный эксперимент.

Что поделаешь, если события дешевой пьесы с алкоголем развиваются уже в нечто большее, чем заранее заученный текст? Если говорить совершенно откровенно, то можно поручиться за Кианнэйт: она действительно редко попадает в такие ситуации, где может потеряться с выбором последующего поступка. Разумеется, от случая к случаю это просто различные наборы уже готовых, выученных и отыгранных ролей, связанных с тем или иным действием. Но стоит повториться, Кианнэйт никогда еще не попадала в подобную ситуацию. И пока ее тело предавалось разного рода доступным радостям, голова ее поспешно, чтобы скорее предоставить ответ, решала моральные дилеммы.
Ощущая жар все плотнее и сильнее, женщина начинала сомневаться в том, что все, что происходит - действительная необходимость. Бывали случаи, что она прерывала и более "крепкие и близкие контакты" просто потому, что ей чудилось, что этот самый момент каким-то образом противоречит ее относительно строгому менталитету и мировоззрению. В данном случае найти контекста для прекращения не получалось. Кианнэйт как будто идеально повезло с любовником: он едва ли будет перезванивать, признаваясь в любви, не станет переучивать и навязывать какие-то свои идиотские мужские советы. И даже казалось, будто бы с ним не нужно думать об интимной защите, но тут же вставал вопрос ребром: а с синтетическими формами вообще можно заниматься сексом при наличии должного манипулятора, каким-то образом зачем-то сохраненном после операции? Не вызовет ли это зуда, аллергии, внутренних повреждений, удара током?
Господь католический, этому искусственному интеллекту внезапно вздумалось от весьма романтичных и даже трогательных прикосновений по очертаниям и контурам перейти к рыжим-рыжим волосам. Кианнэйт чувствовала себя натурально котом, голова рассылала нервный импульс по телу, веля расслабиться. Голова качалась в такт, а вместе с каждым подъемом этого довольного маятника уходили и все сомнения на счет происходящего. Вернее, Кианнэйт просто не хотелось ни о чем думать. Меланхолично качая головой в такт навстречу рукам Меркурия, ирландка ловила себя на мысли, что готова свернуться калачиком и уснуть. Но нет, кому-то все еще стоило держать в себя руках, ведь, в отличие от партнера, у нее была своя голова на плечах, а не компьютер.
- Все ли боевые платформы, о-о-о-о-ох, так хороши в подобного рода экспериментах? - говорила ирландка тихо, мягко, протягивая каждое слово сквозь горячее, учащенное дыхание, - Концепт таких опытов присущ интересам Искусственных Интеллектов как индивидуальный, связанный с запросом платформы, или это общая мотивация адаптации в обществе?
Кианнэйт диву давалась, как у нее вообще получалось еще произносить слова, состоящие более чем из десяти букв. Каким образом в ее сознании еще задерживались мысли и силы, позволяющие связывать логично построенные предложения, она не знала. Проклятый серб ею бы гордился, только не стоит ему все же знать о сегодняшней ночью вообще. Если, конечно, не возникнет каких щекотливых и неприятных ситуаций, а то и последствий. К гинекологу тут не сходишь.
Кианнэйт исключительно забавляло, как на фоне попытки полностью отключиться в ее голову закрадываются такие ироничные мысли, высмеивающие не только положение дел, но и ее саму. Что же, в подобной самоиронии сама суть ирландки, но почему бы голове и этому внутреннему голосу не заткнуться хотя бы сейчас, когда Меркурий продолжал проявлять чудеса романтизма и эротизма?
Руки женщины почти что рефлекторно легли на меркурову голову. Короткие волосы щекотали ладони, пальцы скользили по затылку, опускаясь ниже, к шее. От шеи - уверенный переход к плечам, не менее уверенные массирующие движения, - и пусть даже Меркурий едва ли страдает от затекания шеи и больной спины. Даже его модули восприятия могут быть польщены, не к каждому своему любовнику Кианнэйт относится столь трепетно, что аж плечи разминает-массирует.
Рыжая головушка непроизвольно откланялась назад, изящно выгибая шею. Если бы Кианнэйт могла наблюдать за собой с Меркурием со стороны, определенно заключила бы, что смотрятся они в самом скромном случае просто красиво. Вероятно, современный художник-символист с радостью взялся зарисовывать такой-то натюрморт. Разбросанная одежда вперемешку с боевой броней. Ярко-рыжие волосы Кианнэйт, падающие сейчас к мертвенно-бледному лицу Меркурия. Золотисто-янтарные, сияющие капли сидра на дне стакана, и холодный свет от встроенных элементов освещения в искусственном теле мужчины. Уж слишком много идей хранилось в этой картине, действительно достойной полотна и кисти настоящего художника.
- Значит, не убежишь?
Что же, пришло время накалять обстановку. Догадаться о положении Меркурия "в обществе" не так и тяжело. Каждая вероятная догадка опаснее и криминальнее другой, и Кианнэйт придерживалась относительно нейтральной. Да, скорее всего, даже будучи зарегистрированной, Меркурий продолжал быть слишком свободной боевой платформой. Во-первых, слишком развит социальный модуль, во-вторых, слишком много свободы передвижения, в-третьих, никаких офицеров Альянса поблизости. Не считая ее самой, разумеется. И вот в этом заключалась новая шалость. Даже если она не права насчет Меркурия, и он действительно, будучи столь экстравагантным образцом деятельность ученых Альянса, имел такие доступы, то оставался другой вариант: просто запугать. Как правило, с женщинами ее ранга и положения не связывались. Просто потому, что заснув с ними в постели, можно было проснуться в другом, сомнительном месте, или не проснуться вовсе. Всякое бывало с этими биотиками.
Тонкие, но крепкие ладони опустились на лицо Меркурия и требовательно повернули к Кианнэйт. Женщина, безмятежно улыбаясь, наклонилась вперед, нависая над лицом мужчины.
- Не сбежишь от оперативника "Фурия" из N6? - спокойно, прямо, совершенно в своем репертуаре, спросила она, не отрывая взгляда, непозволительно сокращая дистанцию между их губами.

С кем только любовники ее не сравнивали. Были и кошки, рыси, пумы, львицы. И Клеопатры, Елизаветы, мадам Помпадур, и даже именитой Венерой в мехах называли. Сравнивали с пламенем, с водопадами, с цветами, с различными деликатесами. Цитировали стихи французов и шотландцев, даже читали свои, - был по молодости один паренек, эх, - но все это со временем казалось Кианнэйт исключительно проформой. Все эти комплименты, страстные слова на ухо, трепетные признания во время секса, все это, в общей сложности, со временем стало определенной традицией, чем-то, что отдаленно напоминало предварительные ласки, только моральные и духовные.
Но Валькирия - это нечто совсем иное. Имеющая определенную любовь к мифам и легендам, Кианнэйт не могла не оценить подобного сравнения, находя его если не виртуозным, то точно подходящим. Однако женщина сомневалась, стоит ли говорить Меркурию о том, что Кианнэйт во многом разделяет взгляды женщин на крылатых конях. Да, она определенно сравнила бы своего отца с Одином, нрав у них был схожий, да и замужество Кианнэйт так же восприняла как наказание. Но здесь же срабатывала и обратная сторона: не импонировала ей перспектива прислуживать за столом, а учесть Валькирий исключительно исполнять волю Одина, лишь иногда имея высокую честь переломить ход битвы, была совершенно не терпима для Кианнэйт. Она все предпочитала делать и решать сама.
Ее можно было назвать терпеливой во всех смыслах этого слова, поэтому и сейчас она до последней капли держала себя не просто в руках, она позволяла собственному сознания расслабляться исключительно по одной капельке утекающего в пятки сознания. Безусловно, все ее тело прямо сейчас было готово под рябью мелких мурашек проиграть здравому смыслу и безгранично довериться чужим рукам, чужому языку, чужому голосу. Однако эмоциональная часть в определенный момент забудет, кто именно сейчас столь трепетно заботится о ней, но сознание - никогда. Как уже говорилось, Кианнэйт почти до безумия была вдохновлена самим фактом подобного действа не с простым человеком, не с инопланетянином, а с чертовой машиной, внутри которой находится человеческий мозг. Голова от такого, конечно, шла кругом, дыхание вставало тяжелым грозовым облаком в горле, заставляя отрывисто вздыхать, напрягая вытянутую шею.
Живи она в средневековой Ирландии, то, наверняка, англичане сожгли ее как ведьму за подобное, но еще раньше, прибили бы свои, кельты: губы мужчины несколько раз касались кельтского круга-орнамента на нижней части шеи О'Ши сзади. Рисунок был оригинальным, каждый узор Кианнэйт подбирала сама, каждая петля, каждая черточка, каждый символ был определенным, и спроси кто женщину о смысле, она сможет ответить как длинно и подробно, так и одним словом. Люди с татуировками всегда особенно относятся к чужим прикосновениям до своих рисунков, но таким образом - это уже почти за гранью добра и зла. По крайней мере, пока Меркурий не добрался до арфы и Альгиз, все в порядке. Поцелуй в последний упомянутый символ некие господа из Альянса могли бы счесть оскорблением. Кианнэйт до смеха замечала, что каждый раз, когда остается наедине с тем или иным мужчиной (а тем более, если с женщиной), то обязательно припомнит своих дружков. Вот что б им икалось.
- Валькирии сопровождают павших в сражении воинов до чертогов Одина. О, безусловно, пьяный мед, танцы, веселье, викинги - чудесно! Но стоит ли ради этого умирать? - каждое слово Кианнэйт тянула медленно и звучно, как струну собственной арфы. Жаль, что ее здесь не было, - Боюсь, я не смогу тебе подарить даже достойной смерти. Вздумай я задержать тебя, мне это не составит труда, и тем более сейчас. До ближайшего контрольного пункта Альянса Систем рукой подать, а оттуда... О, поверь мне, люди найдут, куда тебя упрятать. Возможно, тебя, как боевую платформу даже продолжат использовать.
Воспользовавшись моментом женщина, как уже упомянутая выше Валькирия, собственноручно переломила ход сего страстного сражения. Обманчиво слабые тонкие руки, легшие на плечи Меркурия, безоговорочно, не принимая капитуляции, требовательно давили, заставляя мужчину неизбежно падать на пол. Впрочем, ковровое покрытие - это уже не голый пол, но кому какое дело?
Почувствовав себя в более знакомой и привычной ситуации, пройдясь кончиками пальцев от каждого плечи мужчины до запястья, Кианнэйт перехватила его ладони и вытянула над его же головой, прижимая к полу. Давила она не слабо, потенциал ее физического развития ощущался. Она всегда все предпочитала держать в своих руках. И в прямом, и в переносном смысле. Вздумай синтетику вырваться, Кианнэйт непременно раздавит внешнюю оболочку его манипуляторов, показывая, чем отличаются сияющие Валькирии от темных, неизбежных Фурий.
Считалось, что блеск от щита Валькирий - это северное сияние. Что ж, в таком случае, отображение всей биотической мощи Фурий - это лунное затмение.
- Ты не сбежишь. Не от меня. А уж если ты попадешь в руки ученых из Альянса... Как ты думаешь, - женщина подалась вперед, крепко удерживая корпус мужчины под собой ногам, она склонилась к самому уху Меркурия, рыжие пряди щекотали его грудь, лицо, шею, - ...сохранят ли они твою человечность сейчас? Не-ет, я так не думаю. Они вырвут из тебя последнее дыхание твоей измученной души, обесцветят каждое твое воспоминание, каждый твой глоток кислорода, и ты вновь будешь вынужден играть по скучным нотам тех, кто создал тебя.
Провоцировала ли Кианнэйт его? Определенно да. Как обычно импровизирующая и не до конца решившая, что она собирается предпринять, рыжая просто играла в свои игры, получая удовольствие от того, что собственноручно может менять ход того или иного события. И все же Меркурий ошибся со сравнением.

- Мне интересно, как далеко зайдет твоя механическая составляющая, и как сильно влияет на нее гуманная. Ты даешь не представляешь, как это... бриллиантово. Просто фантастика.
Сказать, что глаза у ирландки горели при этих словах - ничего не сказать. Даже после всех этих странных манипуляций с собственным телом, Меркурий продолжал удивлять и удивлять её. Конечно, женщина почти признала себе, что попалась впросак, и что гибкость ее собственного тела теперь и рядом не валяется в сравнении с манипуляторами синтетического тела. Однако это все еще не было поводом сдаваться. Сдаваться, - думала она про себя, - в игре, которую ты придумала сама, правила которой известны только тебе, и играешь в нее, разумеется, только ты одна. В этом, пожалуй, заключалось все мировоззрение Кианнэйт.
Позволив Меркурию проделать все эти финты ушами и локальные сальто-мортале, рыжая размышляла о том, какой фигурой сходить ей дальше. Безусловно, прежний концепт прямолинейности и честного доведения сторон до каких-либо пределов, известных, обозначенных, да и не очень. С другой стороны, у запрограммированного живого куска металла, разве у него вообще могут быть какие-то пределы, кроме прочности? Не совсем то, что хотелось бы выяснять столь скоро. Опять фактор гуманности, но с которой-то стороны?
- Это туше, - признала женщина, - Нужно сказать, я удивлена, что твои модули поведения все еще подразумевают какую-то попытку сторговаться и пойти на компромисс. Весьма, весьма, весьма любопытно. Но давай-ка посмотрим, что можно сделать.
Откинувшись назад, опираясь на собственные локти, женщина изобразила из себя если не античного философа, то точно немца, думающего о чем-то важном и практичном.
- Твое предложение принято. Но есть кое-какие поправки, без учета которых сделки не будет.
Кианнэйт поднялась во весь свой рост и прошагала вновь на кухню, прихрамывая уже заметнее. Все же то, что они проделывали, имело свои осложнения. Но разве кто-то собирается в этом признаваться? Черта с два.
- Во-первых, - раздался ее звонкий голос из другого конца небольшой белой квартирки, - мы включим музыку, и первую песню выберу я.
Панель музыкального проигрывателя ярко поприветствовала ирландку, предлагая ей старые плейлисты, женщина нажала на привычную ей компиляцию "Back to XXI", и под потолком кто-то очень жестоко задергал басовые струны.
- А теперь условия номер два, - продолжала вещать с кухни Кианэйт, увлеченная поискам чего-то конкретного в хозяйственных шкафах.
Когда она вернулась в общий зал, то, снова глядела сверху вниз на сидящего Меркурия (разумеется, теперь пытаясь подметить, где же и как изменены суставы его рук и плечей, что вон как выворачиваются). Не обнаружив своим обывательским взглядом ничего подходящего под ее интерес, она спокойно бросила на колени мужчины небольшую аптечку. В ней, пожалуй, был самый скромный запас всего необходимого, который рекомендую держать в аэрокарах, в которых бывают дети. Очевидно, что это был когда-то давно купленный для галочки и проформы уже готовый комплект, к которому даже не прикасались.
- Делать это ты будешь сам. Видишь ли, инициатива наказуема.
Еще более откровенно говоря, Кианнэйт было плевать, умеет Меркурий наносить перевязи, прогревать растяжения и, вообще, оказывать первую медицинскую помощь. Как уже можно было понять, ее интересовало скорее само поведения синтетика в этой ситуации. Наблюдай и наслаждайся, вероятно, второй по значимости девиз античных римлян. Кианнэйт обойдется без хлеба.
Довольная собой, убирая из-за спины волосы вперед, рыжая опускается на диван и вытягивает вперед вторую ногу. Она кладет ладонь на пояс армейских штанов, слишком тяжелых для того, чтобы просто закатать штанину.
- Ну что, доктор Меркурий, штанами тоже займешься сам? - да, это звучит как тихая, мягкая насмешка.
Руки Кианнэйт тем временем легко расслабляют пряжку и расстегивают тугой ремень.

Сползая ниже, удобнее устраиваясь на диване, Кианнэйт позволяла своим мыслям распускаться в совершенно неожиданных букетах. Женщина податливо вытягивала вперед ноги, приподнималась на локтях, чтобы Меркурию было удобно снимать штаны, и отмечала про себя, что синтетик один из самых заботливых и педантичных мужчин, с которыми она проводила время. Надо же, он даже сложил брюки, аккуратно, бережно, и отложил их в сторону. Впрочем, в разбрасывании одежды по всей квартире тоже было свое очарование, которое слишком очевидно не подходило для сегодняшней ночи.
Будучи уверенной, что искусственный интеллект справится с поставленной задачей, ирландка даже не волновалась, что ее ноге могут навредить еще больше, и даже наоборот. Меркурий наверняка имел в своих матрицах какой-то модуль оказания медицинской помощи, он был боевой платформой, а о том, как Альянс воспитывает солдат, Кианнэйт знала едва ли хуже.
Но стоило признать себе, Кианнэйт не знала, что ей делать с Меркурием дальше. Безусловно, ей не в первый раз предстоит не отвечать на телефонные звонки и забывать о ком-то после единственной случайной ночи. Ей приходилось оказываться в постелях и каких-то криминальных личностей, но с ними было проще. Те соображали или сразу, или безопасно позже, что их новая подружка - служащая Альянса. Они или и сами больше не связывались, или искали намеренно. Подобные же истории заканчивались самым интересным и позитивным способом. Кианнэйт считала, что разрыв по причине хорошей драки - лучший способ прервать все общение.
Но сбежавший из лаборатории искусственный интеллект - это совершенно другой разговор. Несмотря на всю свою безумную рыжесть, женщина к своей работе относилась ответственно. И даже если отлавливать преступников на Цитадели - это нее прямая обязанность, то сообщить или задержать до расследования она была обязана. Бездействие и укрытие являлись очень печальной статьей, из-за которой ее вполне могли бы и отправить под трибунал. А вот этого ей не хотелось. В конечном итоге, она ведь не была каким-то рядовым солдатом, и чувство (явно завышенное) своего достоинства, своей важности и необходимости неприятно кололо в бок, напоминая, что подобные связи все же чреваты последствиями. Но Кианнэйт решительно не знала, как ей поступить. На самом деле, если назавтра они расстанутся, то никаких особых проблем не будет, за ее интимными делами никто не следит, а слать ей письма после Меркурий очевидно не станет. В общем-то, можно было пожертвовать капелькой своей совести, даром что ее не так и много осталось, и просто забыть, отложить в дальнюю ячейку, и, в случае чего, заявить, что была пьяна, соблазнена, ничего не заметила, и, вообще, век технологий на дворе, мало ли какие игрушки бывают.
Сознание медленно пыталось пробудиться и доказать, что никто, в общем-то, не поверит в подобную безалаберность и наивность. Встроенные под потолок легкие динамики зазывали к небольшим разрушениям, а Кианнэйт даже не отразила, когда песня поменялась. На это время ее лицо сменило выражение, позволив определенную серьезность. Застукав саму себя за этим, женщина сфокусировалась на других ощущениях. Холод, расползающийся от ноги выше, к колену, и ниже к пяткам, уже давно покалывал по рецепторам и нервам, и, наверное, стоило хотя бы поглядывать за действиями Меркурия.
...уже очень верным и заботливым он выглядел прямиком у нее ног, со льдом и этим сосредоточенным взглядом чудных глаз.
- Умело "причиняешь добро", между прочим. Ловко.
Это звучало практически комплиментом довольного пациента, тем более, что Кианнэйт наконец отвлеклась от частично тревожных мыслей и вновь заулыбалась своей театральной улыбкой довольного кота, развалившегося на диване.
Растрепавшиеся, разбросанные по спинке дивана, по плечам пряди рыжих волос. Обнаженная высокая грудь, и лишь плотно облегающие тело короткие шорты-трусы скрывают остатки стыда и приличия. Больная нога в заботливых металлических руках-манипуляторах, носочек изящно тянется, пусть уж лучше смотрится. Можно было еще и сказать, Меркурию, что...
- ...я не против, если будет чуточку больно, - прозвучало тихо, но уверенно, - болит - значит заживает, так нас заверяли в армии.
Но при всей любви Кианнэйт ко льду, проверять свои пределы холодоустойчивости вот прямо сейчас ей не хотелось.
- Но, думаю, ты вполне можешь перейти к, м-м-м-м, перевязыванию и фиксированию.
Женщина разве что вслух не пожалела, что повредила так мало участков своего тела. Боялась, что подобного призыва к саморазрушению Меркурий точно не поймет, и даже не разглядит в этом ни намеков, ни слов между строк.

Женщина поежилась и попыталась вытянуть из своего тела адекватную оценку состояния. Объективность противилась и тихо мурчала котенком где-то под сердцем. Этот признак Кианнэйт знала ничуть не хуже, чем все остальные последствия попоек и гулянок. Тяжело вдохнув фильтруемый воздух комнаты, женщина буквально на момент закрыла глаза, когда, наконец, поняла, чего же именно она хочет. Чего, от кого и как.
- М-м-м-м, - она устало вздохнула и лениво потянулась, прежде чем совсем безвольно, слабо, мягко опуститься и всем телом прильнуть к Меркурию, - знаешь, у нас все же не будет секса...
Кианнэйт положила руку на живот мужчины. Как-то слишком резко, - для нее самой. Тонкий палец с аккуратным ноготком прошелся вертикально вверх, от самого пупка Меркурия, выше, к тому месту, где не натуральная плоть стыкуется со сталью, задержался на этой границе и по груди проскользил выше.
- ...не сегодня, - Кианнэйт дружественной щелкнула этим же самым пальцем синтетика по подбородку, почти что игриво.
Так оно и было бы, вздумай она флиртовать с ним. Но будучи почти что не одетай, едва ли не соблазнив Меркурия, ирландка уже как будто и не задумывалась о таких посредственных мелочах, как флирт, "строить глазки" и "call me maybe".
Тело ее активно сопротивлялось желанию рыжей, настаивая на том, чтобы дело осталось завершенным. Да и вообще, какой добросовестный ирландец бросит дело на половине пути из-за каких-то нелепых личных соображений? Ясное дело, что только трезвый. Не сказать, что алкоголь действительно мог пробрать Кианнэйт и заставить себя вести несуразно, неестественно, однако отрицать повышение концентрации алкоголя в крови относительно дневных показаний она не станет. Раз пила, значит по факту уже не трезва. Ясно, коротко, логично.
Зато все остальное такому простому объяснению не поддавалось. Не стремящаяся к рационализации и конструктивизму, Кианнэйт то и дело, по своей ли воле или просто так получалось само собой, могла понять и проникнуться любой ситуацией. Гибкость ее собственного мышления могла помочь адаптироваться в самых странных и алогичных ситуациях. Однако сейчас логика, возбужденная рефлексами тела и остротой восприятия сознанием, делала сальто в голове, ходила на руках, выдавала невероятно интересные факты, но напрочь отказывалась пояснять хоть что-то относительно Меркурия.
Искусственный интеллект, заключенный в на половину живое тело, делящий голову с рефлексией, остаточной памятью и отголосками гуманности человека по имени Скотт. Может быть, этот английский паренек - именно то, что нужно было Кианнэйт на эту ночь. Однако несмотря на весь восторг и пряность ощущений при касании и ощущении подвижного металла, женщина все равно отдавала себе отчет в том, что это не просто какая-то аморальность или девиация. Это опасно, чертовски опасно, опасно настолько, что даже ирландские корни дружным и стройным голосом родны вопят о том, что пора сворачивать, пока не поздно.
- Не подумай, что дело в тебе, - многие не состоявшиеся любовники Квинн сетовали на несправедливость этого мира, но рано или поздно считали, что "не перепало" именно из подобных соображений, - Я не ставлю под сомнение или вопрос гуманность и моральность того, что осталось от человека. Эксперимент показал, что все, что осталось от Скотта, сохранено идеально. Но этого очень мало, критически мало, чтобы забыть, чтобы отключить сознание. Даже капризы моего тела, жар не позволяют мне этого сделать. Безусловно, ты лучшая и милейшая боевая платформа, которую я только встречала, и к тому же первый преступник, скрывающийся от Альянса, которого я отпущу...
Да, именно так. Решившись на этот очень ответственный шанс, Кианнэйт напрочь лишила себя шанса хоть как-то сладко позабавиться с "платформой".
- ...но только утром. Я не так жестока, чтобы выгонять парней из собственной постели, пьяных и посреди ночи на Цитадели. И не нужно мне говорить, что ты жестянка и алкоголь на тебя не действует. Инспектору мало будет дела, покажи его анализ, что в тебя есть отличная от нуля промилле, хоть гетом назовись.
Начинала немного успокаиваться. В сон тянуло медленно, и пока что можно было просто уткнуться носом в шею Меркурия, тихонечко что-то напевая-мурлыкая себе под нос.